Все, кому удалось невредимыми добежать до немецкой траншеи, ворвались в нее, добивая в рукопашной еще оставшихся после такой артподготовки и пытавшихся сопротивляться фрицев, не оставляя после себя живыми никого из них и не останавливаясь на этом рубеже. Уже значительно поредевшей цепью бросились ко второй траншее. Кажется даже, исчез страх, осталось только стремление победить.
Наверное, артиллерия обработала хорошо не только передний край немецкой обороны, но и ее тактическую глубину, так как и во второй траншее, просто заваленной трупами фашистских вояк, рукопашная была непродолжительной. Впереди, уже сравнительно далеко, маячили фигуры отступающих немцев. Жора Сергеев еще с одним пулеметчиком после каждой перебежки успевали посылать вдогонку довольно меткие очереди.
Видя, что уж очень мало осталось от роты бойцов, добежавших до второй траншеи, я остановил всех и дал сигнал собраться в более плотную группу. Из офицеров не было взводного Ивана Карасева и командира взвода «ПТР» Пети Смирнова. Жора Сергеев, сидя рядом с пулеметом, перевязывал себе ногу.
Невредимыми оказались я и Федя Усманов. Будто судьба пожалела нас, недавно только в госпиталях еще до конца не залечивших свои нелегкие ранения. На мой вопрос Сергеев ответил, что у него ничего серьезного, «просто царапина». Бойцов всего осталось меньше двух десятков. А из окопов по сигналу атаки поднялось больше сотни! Почти 80 % выбыли из строя, а сколько из них погибло – мы еще не знали! И основные потери были там, где фашисты, кажется, применили что-то новое. Машинально обратил внимание на то, что среди оставшихся бойцов не видел того рослого, что влился к нам с группой пополнения у штаба батальона. Не погиб ли там, где осталась большая часть роты? А о судьбе того рослого штрафника я узнал лишь теперь, когда мне стали известны многие архивные документы нашего 8-го штрафбата.
Оказывается, то был майор Родин Александр Федорович, наверное, тот самый майор Родин, который был заместителем командира запасного полка в Алкино под Уфой. А врачом-красавицей в том же полку была, уверен, его жена, капитан Родина. Майор же Родин попал в наш 8-й штрафбат с должности начальника разведки 4-й стрелковой Бежецкой дивизии и погиб на том злополучном минном поле. Значит, после Алкино он снова оказался на фронте, вырвался вторично и, уже возглавляя дивизионную разведку, в чем-то провинился и оказался в моей роте. А если учесть, что его жена, военврач 3-го ранга, до моего прибытия в 8-й ОШБ была командиром санитарного взвода и батальонным врачом именно в этом штрафбате, то получается совсем уж мистическая история такого переплетения судеб. Жаль только, что мне не удалось узнать этих подробностей тогда, на Наревском плацдарме.
Но другие мысли тогда, в октябре 1944 года, занимали голову нового ротного командира. Уже было пройдено километра полтора, непосредственно перед нами близко противник не наблюдался. Я решил, что мы еще можем добавить кое-что к нашему успеху, и подал команду «Вперед!».
Третья немецкая траншея оказалась дальше, чем я предполагал, и, пройдя еще с километр, мы встретили сравнительно редкий, нестройный огонь противника. Местность здесь была тоже неровная, кочковатая, местами поросшая невысоким кустарником, что позволяло нам короткими перебежками продвигаться вперед к рубежу атаки, который я назначил на линии отдельно стоящего небольшого деревца.
Когда нам удалось вскоре сосредоточиться на рубеже атаки, то немцы, наверное, потеряв из виду нас, замаскировавшихся за кустами и кочками, практически перестали стрелять. А может, они готовились к отражению нашей предполагаемой атаки и ждали момента, когда мы поднимемся во весь рост.
И вдруг за нашими спинами (как не часто на войне, к сожалению, оказывается это счастливое «вдруг»!) загудели несколько самолетов. Летели опять наши штурмовики – «илы». Мне мгновенно пришла мысль о целеуказании, чему нас настойчиво обучали в военном училище. И поскольку теперь ракетницу я держал все время заряженной, а сумка с ракетами была у моего ординарца рядом со мной, не теряя ни секунды, я выпустил несколько ракет в сторону немцев. Летчики, молодцы, сигнал поняли правильно, и сразу же реактивные снаряды будто воткнулись в немецкие позиции и разорвались там. Да еще вдобавок к этому наши авиаторы угостили фрицев хорошими порциями очередей из крупнокалиберных пулеметов, поражающую способность я уже усвоил на примере гибели младшего лейтенанта Давлетова.
Это был удобный момент поднять весьма немногочисленные остатки роты в атаку, пока гитлеровцы еще не успели опомниться от налета наших краснозвездных соколов. И эти полсотни метров до позиции немцев мы преодолели быстро, забросали гранатами окопы и ворвались в них, добивая оставшихся.
Пришлось моему автомату «поработать» и здесь. Рукопашной тут фактически не получилось, так как добивали уже почти не сопротивлявшихся фрицев, захваченных врасплох и даже бросавших оружие. Не до жалости было. Оправданность нашей жестокости не раз подтверждалась и в дальнейших боях. Забегая в своем повествовании несколько вперед, скажу, что особенно дорого обошлась нам жалость к недобитым фрицам при форсировании Одера и захвате плацдарма на его западном берегу. Но об этом ниже.
Вскочив в немецкий окоп, я приказал срочно готовить захваченную траншею к отражению возможных контратак. И только сейчас увидел, что вслед за нами два связиста-штрафника тянут телефонную линию. В душе горячо поблагодарил начальника связи батальона старшего лейтенанта Павла Зорина и, конечно же, умницу Валерия Семыкина, без которого ни одно доброе дело в области связи, наверное, у нас в батальоне теперь не делалось.
Вскоре я уже докладывал заместителю комбата, майору Алексею Филатову, почему-то оказывающемуся у телефона постоянно вместо комбата. Между прочим, у нас было два замкомбата, оба Филатовы, оба майора, только один Алексей, другой Михаил. Сообщил я, где нахожусь и в каком составе. Кроме нескольких автоматов в роте оставалось два станковых пулемета, одно «ПТР», два ручных пулемета. Патронов же почти не оставалось. Подобрали на всякий случай немецкие «шмайссеры» (автоматы) со снаряженными магазинами и два пулемета «МГ», которые наши пулеметчики считали неплохими. Пересчитали гранаты – тоже не густо: две противотанковые да штук 10 ручных. Трудновато будет, если немец опять полезет в контратаку.
Филатов сказал мне, что мы, оказывается, уже заняли траншеи 2-го эшелона батальонного района обороны противника, и поздравил нас с таким успехом. Обрадовал тем, что скоро подоспеет подкрепление, но нужно продержаться часа 2–3.
