"Наши красноармейские части лишены необходимой духовной и боевой спайки, так как не имеют еще боевого закала… Здесь, в этом зале, нас до двух тысяч человек, а то и свыше, и мы в своем подавляющем большинстве, если не все, стоим на одной революционной точке зрения. Мы не составляем с вами полка, но, если нас сейчас превратить в полк, вооружить и отправить на фронт, я думаю, это был бы не самый худший полк в мире. Почему? Потому ли, что мы квалифицированные солдаты? Нет, но потому, что мы объединены определенной идеей, одушевлены твердым сознанием, что на фронте, куда нас отправили, вопрос поставлен историей ребром и что тут нужно или победить или умереть"[33]. Троцкий тут же трансформировал эту мысль в конкретное предложение: для того чтобы в каждом подразделении, части было твердое коммунистическое ядро, которое он назвал "сердцем полка и роты", нужно из Москвы, Петрограда, из других городов послать на фронт наиболее сознательных рабочих, коммунистов, агитаторов. "Петросовет, — заявил Троцкий, — уже постановил четвертую часть своего состава, т. е. около 200 членов, отправить на чехословацкий фронт в качестве агитаторов, инструкторов, организаторов, командиров, бойцов". Как и Ленин, Троцкий проницательно увидел в "дисциплине революционного сознания" спасительный шанс, возможно, последний. Последующие события подтвердили его правоту.
Голос Троцкого стал еще более жестким, когда он заговорил об участившихся фактах перехода на сторону белых военспецов, назвав при этом в качестве примера фамилии Махина, Богословского, Веселаго. Нам нужно, заявил докладчик, "фрондирующее офицерство обуздать железной уздой". Надо взять на учет все бывшее офицерство, которое не желает работать на нас, и "запрятать его в концентрационные лагеря". А если будут замечены подозрительные действия офицера, которому даны командные права, "то, разумеется, виновный — об этом нечего и толковать, тут вопрос ясен и прост — должен быть расстрелян"[34].
Словами Троцкого говорило якобинство русской революции. "Мы не имеем ни одного лица в высшем командовании, у которого не было бы комиссаров справа и слева, и если специалист нам не известен, как лицо, преданное Советской власти, то это комиссары обязаны бодрствовать, ни на один час не спуская глаз с этого офицера. И если эти комиссары, справа и слева с револьверами в руках, — продолжал Троцкий, и его слова были словами русского Робеспьера, — увидят, что военспец шатается и изменяет, он должен быть вовремя расстрелян"[35]. Троцкий призвал крепить волю пролетариата, ибо сегодня воля — это "половина победы".
После выступлений Ленина и Троцкого была принята резолюция, подготовленная Председателем ВВСР, в которой нашли отражение все выводы и предложения, прозвучавшие в докладах. Жестокое время было стихией этих людей. Революция висела на волоске. Троцкий спустя годы мог бы сказать: революцию спасла только воля. Революционная и жестокая воля. Позже эта же воля ее фактически погубит. "Револьверное право" комиссаров, по мнению Троцкого, было лишь неизбежным выражением "суровости пролетарской диктатуры"[36].
Когда революция, по выражению Троцкого, находилась "в самой низкой точке", 2 сентября 1918 года ВЦИК специальным декретом объявил социалистическое Отечество в опасности, а Советскую Республику — военным лагерем. Этим же декретом учреждался высший военно-политический орган — Революционный Военный Совет Республики, в который входили видные военные работники партии. По предложению Свердлова Председателем РВСР был назначен Л.Д.Троцкий. За несколько недель до этого Троцкий в сопровождении группы московских коммунистов-агитаторов выехал на Восточный фронт, где складывалась почти катастрофическая обстановка. Пламя гражданской войны стремительно взметнулось вверх, как будто кто-то бросил в тлеющий костер вязанку сухого хвороста. Противоборствующие стороны надеялись решительными ударами одержать быструю победу.
Казалось, что кукушка прокуковала конец революции. Перед этим пал Симбирск, а затем и Казань. Поезд Троцкого, которому предстоит стать знаменитым, смог дойти лишь до Свияжска, крупной станции перед Казанью.
Выехав из Москвы, Троцкий всю дорогу до Свияжска поочередно вызывал к себе в вагон тех или иных руководителей, давая свои распоряжения по осуществлению необходимых военных и организационных мер. Во время такого инструктажа один московский рабочий-коммунист поставил перед Троцким вопрос:
— Что делать с комиссарами из левых эсеров и вообще как к ним относиться?
Троцкий, внимательно посмотрев на рабочего, не раздумывая, повторил те слова, которые он произнес 9 июля 1918 года на V Всероссийском съезде Советов:
— Партия, которая могла быть так безумна со своей маленькой кликой во главе, что стала против воли и сознания подавляющего большинства рабочих и крестьян, — эта партия убила себя в дни 6 и 7 июля навсегда. Эта партия воскрешена быть не может!
— Значит, всех убрать? — не унимался агитатор.
— Оставить только тех, кто публично осудил мятеж и порвал с авантюристами!
Отдав распоряжения, Троцкий откинулся в кресле и под размеренный стук колес предался размышлениям. Революция на Западе запаздывает. Территория Российской Советской Республики за два-три месяца середины 1918 года сократилась в несколько раз. Везде подняли голову недоброжелатели, противники, враги. А здесь еще этот мятеж…
Троцкий помнит, как Ленин после подавления мятежа левых эсеров предложил ему сделать доклад на V Всероссийском съезде Советов. Нарком, держа в руках несколько листочков с тезисами, обрисовал вначале фактическую сторону дела.
Левые эсеры, которые называют себя "советской партией", говорил Троцкий, все настойчивее требовали "объявить немедленную войну Германии". Чтобы вызвать войну наверняка, они убили германского посла Мирбаха. Кто виноват в этом? Троцкий назвал руководство партии "безумцами — темными людьми". Перечислив "виднейших деятелей партии левых с.р." — Александровича, Карелина, Камкова, Спиридонову, Черепанова, Троцкий спросил: может ли вся партия нести ответственность за их действия? Если левые эсеры будут идти за своим ЦК — это значит идти против власти и наоборот. "Тов. Ленин здесь же говорил, — напомнил Троцкий, — что Спиридонова — честнейший человек, искренний человек. Но горе той партии, честнейшие люди которой в борьбе вынуждены прибегать к клевете и демагогии!" Эти люди, заявил Троцкий, надели "интеллигентский колпак с бубенцами на недовольство части народных масс" и потребовали немедленной войны с Германией. Но "советская власть есть власть… В данный момент перед властью стоит самый острый вопрос — вопрос о войне и мире. Если этот вопрос не может решать власть, а может решать кучка проходимцев, то нет у нас власти…".
