— С сегодняшнего дня я вступаю в должность коменданта островов Благословения. Методы моего предшественника принесли положительные плоды, и я не вижу причины менять существующие порядки, Я не буду вмешиваться в установившийся ритм вашей жизни, если вы не заставите меня это сделать своим поведением.
С радостью смотрел я на покидающего причал коменданта, хотя пять месяцев азартных игр, рыбной ловли, разговоров прошли очень быстро.
Тем не менее, эта атмосфера не захватила меня. Знакомясь с еще одним заключенным, я каждый раз задаю себе вопрос: «Будет ли он кандидатом на участие в побеге? Способен ли он помочь в подготовке побега, если сам он бежать не собирается?»
Я живу одним: бежать, бежать — один или с кем-нибудь, но бежать. Эта мысль прочно закрепилась в моем мозгу. Слушаясь совета Жана Кастелли, о побеге, я ни с кем не говорю, но знаю наверняка: я сбегу.
ТЕТРАДЬ СЕДЬМАЯ. ОСТРОВА БЛАГОСЛОВЕНИЯ
Пять месяцев не прошли даром: я изучил самые отдаленные и заброшенные уголки острова и пришел к выводу, что возле кладбища, на котором работал мой друг Карбонери — самое подходящее и надежное место для изготовления плота.
Я прошу Карбонери снова устроиться на работу в сад и благодаря Деге, он получает эту должность.
Сегодня утром, когда я проходил мимо дома нового коменданта с очередным уловом, я услышал голос «друга семьи», который обращался к молодой женщине: «Этот человек всегда приносил рыбу госпоже Берро, комендантша». Черноволосая, смуглая женщина — настоящая алжирка спрашивает его: «Это и есть Бабочка?» Выйдя на крыльцо, она обращается ко мне:
— Госпожа Берро угостила меня раками, которых ты наловил. Входи в дом. Ты ведь не откажешься выпить стакан белого вина и съесть немного брынзы, которую мы только что получили из Франции?
— Спасибо, госпожа, но я не войду.
— Почему? Ведь ты охотно заходил к госпоже Берро, почему же ты отказываешься зайти ко мне?
— Ее муж разрешал мне входить в их дом.
— Бабочка, мой муж — комендант в лагере, но дома я комендант. Входи и не бойся.
Эта смуглая красотка может оказаться либо очень полезной, либо очень опасной. Я вхожу.
Она усаживает меня в столовой и приносит на тарелке копченое мясо и сыр. Сама бесцеремонно садится напротив меня, наливает белое вино, кофе и отличный ямайский ром.
— Бабочка, — говорит она мне, — несмотря на суматоху, связанную с отъездом, госпожа Берро успела рассказать мне о тебе. Я знаю, что она была единственной женщиной на острове, которая получала у тебя рыбу. Надеюсь, ты и мне окажешь такой почет?
— Но ведь она была больна, а ты, как я вижу, чувствуешь себя неплохо.
— Я не умею лгать, Бабочка. Да, я чувствую себя хорошо, но я жила все время в портовом городе и очень люблю рыбу. Я из Орана. Меня смущает лишь то, что ты не продаешь рыбу.
Короче, мы договорились, что я буду приносить ей рыбу.
Пока я дал ей три килограмма карпов и шесть раков. Когда, войдя, комендант увидел меня, он сказал:
— Я же просил тебя, Жюльет, никого из ссыльных, кроме «друга семьи», в дом не пускать.
Я встал, но она говорит:
— Садись. Это ссыльный, которого мне порекомендовала перед отъездом госпожа Берро. Кроме него, никто сюда не войдет. Он будет приносить нам рыбу.
— Хорошо, — говорит комендант. — Как тебя зовут?
Я собираюсь встать, чтобы ответить, но Жюльет кладет руку на мое плечо и заставляет меня сидеть:
— Это, — говорит она, — мой дом. Здесь комендант не комендант, а мой муж — господин Прюле.
— Спасибо, госпожа. Меня зовут Бабочка.
— А! Я слышал о тебе и о твоем побеге из больницы Сен-Лорин-де-Марони три года назад. Один из надзирателей, на которого ты напал — наш племянник.
Жюльет смеется и говорит:
— Ты и есть тот человек, который напал на Гастона? Но это не повлияет на наши отношения.
Вдруг комендант спрашивает меня:
— На островах каждый год совершается невообразимое количество убийств. Намного больше, чем на материке. Чем ты это объясняешь, Бабочка?
— Комендант, людей раздражает то, что у них нет шансов бежать. На протяжении многих лет они живут вместе, и вражда и ненависть друг к другу совершенно естественны. Кроме того, убийства практически остаются безнаказанными.
— Логичное объяснение. Сколько времени ты ловишь рыбу, и что за работу ты выполняешь?
— Я чищу нужники. В 6 утра я заканчиваю свою работу и могу ловить рыбу.
— Весь остаток дня? — спрашивает Жюльет.
— Нет, в обед я должен быть в лагере, а потом могу снова выйти с 3 до 6. Это мне очень мешает, так как часто я упускаю часы прилива, когда рыба ловится лучше всего.
— Ты ведь дашь ему особое разрешение, ангел мой? — спрашивает Жюльет мужа. — Позволь ему быть свободным с 6 утра до 6 вечера, и он сможет ловить рыбу, когда ему захочется.
— Договорились, — отвечает комендант.
Я покидаю этот дом, очень довольный собой. Эти три часа — с 12 до трех часов дня — для меня очень много значат. В эти часы большинство надзирателей отдыхают, и охрана очень ослаблена.
Жюльет властвует надо мной и над моей рыбной ловлей. Часто она посылает «друга семьи» забрать весь мой улов. Эта алжирка дошла до того, что говорит мне, какую рыбу поймать. Это здорово влияет на меню моей группы, но, с другой стороны, я нахожусь под ее покровительством.
— Бабочка, прилив сегодня в час дня?
— Да, госпожа.
— Пойдем, отобедаешь у нас, и тебе не придется возвращаться в лагерь.
Я ем у нее, причем всегда в столовой, а не на кухне. Она сидит напротив и подает еду и напитки. Она не так тактична, как госпожа Берро, и часто расспрашивает меня о моем прошлом. Я обычно избегаю интересующей ее темы — жизни на Монмартре — и рассказываю о своем детстве. Комендант все это время спит в своей комнате.
Однажды, когда мне удалось вытащить огромную рыбину и наловить около шестидесяти раков, я пришел к ней. Она сидела у окна, а за ее спиной стояла молодая женщина и завивала ей волосы. Я подал ей дюжину раков.
— Нет, — говорит она мне. — Давай все. Сколько там всего?
— Шестьдесят.
— Отлично. Положи их там, пожалуйста. Сколько рыб нужно твоим друзьям?
— Восемь.
— Возьми восемь, а остальные отдай слуге, пусть положит их в холодильник.
Я не знаю, что сказать. Никогда не обращалась она со мной так резко, да еще в присутствии посторонней женщины, которая наверняка разнесет это по всему острову. Смущенный, я собирался уйти, но она мне говорит:
— Садись и выпей рюмку пастиса. Тебе, наверно, жарко.
