— В самом деле? — Казалось, брови взлетели еще выше. — Ты меня дурачишь, да?
Луиза решила не отвечать. Джон снова ввалился в кухню и рывком открыл дверцу холодильника.
— Не отвечай, если не хочешь. Я обойдусь пивом. Черт, пива тоже нет, а вина в бутылке на полдюйма, не больше. Зато еды полно. Ты что, и вправду переменила стиль своей жизни? — Он вынул из холодильника почти пустую бутылку и вытряхнул остатки содержимого в стакан. — Обвел глазами кухню и обратил внимание на поникшие головки тигровых лилий в пластмассовом ведерке на полу. Теперь он сдвинул брови к переносице: — Не слишком почетное место ты выбрала для лилий, Лу. — Он выразительно поглядел на розы на столе.
Ей хотелось ответить, что лилии были присланы как поздравление с совершенным ею абортом, а розы — как поздравление с беременностью. Вместо этого она сказала:
— Мне нужно кое-что сообщить тебе, Джон.
Он пододвинул себе стул, уселся на него верхом и расстегнул воротник рубашки. Выглядел он соблазнительно, и Луиза ощутила невольный порыв желания.
— Ты бы лучше рассказала мне о себе и о Гаррисе, — предложил он.
— Что? Он просто мой сосед, не больше. — На сей раз Джон приподнял брови недоверчиво. — Он заметил, что несколько дней назад я выглядела подавленной, вот и решил меня подбодрить. Прислал цветы. Мы с ним достаточно хорошо знаем друг друга. — Брови Джона начали ее раздражать. — Мне повезло, что рядом оказались друзья, когда ты исчез, Джон, как крыса в сточной канаве.
— Ладно. — Джон усмехнулся. — В таком случае, расскажи мне о том парне, в которого ты будто бы влюбилась. Закроем программу и начнем все сначала. Это единственный путь, Лу.
Луиза медленно опустилась на стул и посмотрела на Джона через стол.
— Речь не о ком-то другом, Джон, речь обо мне. Ты должен узнать нечто, о чем я не имела возможности сказать тебе в ресторане.
— Проклятье, но ведь ты не беременна? — Он вытаращил глаза в притворном ужасе, потом захихикал и поднес к губам стакан. — Прости, Луиза. У меня это вырвалось, потому что ты состроила такую трагическую мину. — Она смотрела на него очень серьезно, и Джон перестал усмехаться. Принял более благопристойную позу и положил ногу на ногу. — Прости, я очень сожалею. Это было не смешно. Особенно после того, что тебе пришлось перенести. Я думал, смех тебя подбодрит. Вид у тебя такой, будто ты очень давно не смеялась.
Пусть его говорит что хочет. На самом деле в последнее время она много смеялась. Вместе со своей подругой Салли, с Эшем и даже с Гаррисом, который предложил, чтобы она назвала своего ребенка либо Гордоном, либо Венди — в честь его отца либо матери. Это насмешило Луизу. Джон досадливо потер ладонью лоб.
— Нет, я и в самом деле сожалею. Пойми, я очень изменился, Луиза, и я уверен, что ты тоже изменилась. Это был весьма мучительный опыт. А для тебя мучительный вдвойне, особенно в твоем возрасте. Ты спрашивала себя, а вдруг это твой единственный шанс. Ты не возражаешь, если я закурю?
Луиза не удивилась, что его зарок бросить курить уже забыт. В этом весь Джон.
— Я бы предпочла…
Джон уже зажег сигарету и перебирал свободной рукой бумаги, в беспорядке сваленные у нее на столе.
— Что ты делаешь?
— Ищу пепельницу.
Он вдруг прекратил свои поиски — под руку ему попал листок, на который он уставился в изумлении. Удары пульса глухо отдавались у Луизы в ушах.
— Что это?
— Так, некоторые мелочи.
Она перегнулась через стол и выдернула листок у Джона из пальцев.
— Святой Иисусе, Луиза, зачем ты хранишь весь этот хлам? Это убийственно. Выброси все немедленно.
Она встала и посмотрела ему в глаза. Они были грустными. По-настоящему грустными. Он обнял ее одной рукой за талию:
— Иди ко мне.
— Я хочу сварить кофе.
— Брось! — Теперь его глаза смеялись. — Иди и посиди у меня на коленях. Кофе может подождать. И не смотри на меня так, я знаю, что о сексе не может быть речи. Я просто хочу почувствовать тебя. Мне это очень нужно.
Джон усадил ее к себе на колени и потянулся за ее рукой. Она опустила глаза. Они сидят рука в руке, и обручальное кольцо связывает их. Но ведь кольцо всего лишь побрякушка, его можно снять, забросить куда-нибудь в сад, спустить в унитаз, поиграть им в хоккей. То, что их связывает, растет в ней и останется с ними на всю жизнь.
— Джон, я все еще беременна, — произнесла Луиза, застыв у него на коленях, словно каменный гномик на берегу декоративного водоема, и чувствуя, как напряглись мускулы Джона.
Наступило долгое молчание. Луиза попыталась встать, но рука Джона по-прежнему удерживала ее за талию. Столбик пепла на недокуренной сигарете отвалился и упал на линолеум.
— Повтори это, — сказал он тихо.
— Я… — Луиза сглотнула. Она не собирается просить прощения. Ни у него. Ни у кого бы то ни было. — Я беременна, я не сделала аборт.
Джон откашлялся. Он все еще не отпускал ее с колен.
— Ты хочешь сказать, что пока не сделала аборт. Или как?
— Я хочу сказать, что не стану его делать. Я собираюсь родить ребенка.
Рука Джона упала с ее талии. Луиза бросила на него быстрый взгляд. Джон, казалось, весь погрузился в себя. Она встала и занялась приготовлением кофе. Она не могла обернуться и посмотреть на Джона, во всяком случае сейчас. Слишком трудно взглянуть в лицо мужчине, который только что обнаружил, что станет отцом. Не на следующие пять минут, а на всю жизнь, до самой смерти. И даже после смерти. Ее отец по-прежнему ее отец, хотя пепел его развеян по лесу в Кенте, как он хотел.
— Я… — Луиза лихорадочно размешивала кофе, слова беспорядочно теснились в голове. — Я собиралась сказать тебе своевременно. Но не могла определить время.
— Когда ты это решила? — спросил он.
Луиза отключилась от прошедшего и будущего и вернулась в настоящее. Она сделала вид, что целиком поглощена наполнением сахарницы.
— Некоторое время назад. Не сразу. Сначала я не знала, как поступить.
— И ты вполне уверена? Или через пару дней вдруг можешь переменить решение? — Луиза резко повернулась к нему. — Я только потому спрашиваю, Луиза, что ты вывернула наизнанку мою треклятую голову.
Она смотрела на него, и пульс ее бился все чаще. Его голова. Его жизнь. Его чувства. А ее?
— Я намерена родить ребенка, Джон. Это мое решение, и я им счастлива. Я не прошу тебя разделять это чувство. Я просто ставлю тебя в известность о том, что происходит. Ты можешь иметь доступ к ребенку, когда он родится. — Она помолчала и добавила: — Если захочешь.
Джон поднял на нее глаза, и в них снова было удивление. Больше года она ничем не могла удивить его, что бы ни делала. Она пыжилась изо всех сил. До посинения старалась казаться загадочной. А сегодня вечером она удивляла его час за часом все больше. Ей было почти жаль его.
