— Ты рассчитывала взять все на себя?
— Конечно. Тебе нет нужды в этом участвовать. Ты по-прежнему свободен.
Он смотрел на нее разинув рот. Чего он, собственно, ожидал? Слез? Обвинений? Того, что она вобьет тигровые лилии ему в глотку? Она полностью владеет ситуацией. Ему не придется съесть свои цветы. Луиза нашла пепельницу и поставила на стол перед Джоном. А сама занялась своим кофе.
— Я полагаю, ты хочешь получить это обратно? — Луиза сняла с пальца кольцо и положила на стол. — Я не произносила слова «да», как ты знаешь. Все произошло слишком быстро, внезапно. Думаю, ты не так меня понял.
Джон поглядел на кольцо. Рот его оставался открытым, как будто он о чем-то напряженно думал. Вид у него был точь-в-точь как у Ронни О’Салливана, нацелившегося кием на шар во время снукера[41].
— Я польщена, что ты сделал мне предложение, Джон, но согласись, ресторан не то место, где говорят о подобных вещах. Независимо от того, что может произойти. — Луиза почувствовала, что нужно сказать еще кое-что. — Мне жаль, что для тебя это такое потрясение. Я не ожидала увидеть тебя так скоро. И не ожидала, что ты сделаешь мне предложение.
Джон сидел молча и покусывал нижнюю губу. Луизе стало неспокойно. Джону было совершенно несвойственно так долго молчать. Добродушное подшучивание было орудием его торговых переговоров, и он очень успешно пользовался этим орудием. Оно, кстати, сыграло свою роль и в их сближении.
— Итак, я…
— Ребенку нужен отец, Луиза, — медленно заговорил Джон, прерывая свое молчание. — Ты знаешь, насколько это важно. Вспомни хотя бы твои отношения с отцом.
Луиза никак не ожидала, что он это скажет. Скорее можно было ожидать, что к этому моменту от него в кухне останутся только отпечатки от ботинок на линолеуме после того, как он спринтерскими скачками понесется к выходу. Но он был здесь и выглядел трезвым как стеклышко.
— Этот мир неидеален, — заметила она.
— Нет, но мы должны сделать для ребенка все, что в наших силах, верно?
— Я так и считала с того самого момента, как приняла решение. Это для меня сейчас на первом месте. Все остальное на втором.
— И мужчина тоже?
— Если необходимо, то да. Это зависит от мужчины.
— Понимаю. — Он дернул ногой. — Значит, готовишь местечко для другого парня?
— Другого парня? — Луиза вцепилась в кружку с кофе мертвой хваткой. — Что это значит?
— У тебя чертовски короткая память, — сказал он. — Ты вполне уверена, что я отец ребенка? Тебе не сосчитать мужиков, которых ты меняла каждую неделю.
— Что?!
— На работе был Эндрю. Его от тебя прямо в жар бросало. А этот лоснящийся тип с верхнего этажа, который, видите ли, посылает тебе розы. И еще один парень, о котором ты говорить не хотела.
— Какого черта…
— Может, ты обреешь голову, обрядишься в грубую холстину и поселишься в типи? С надписью на нем большими буквами: «Никаких пенисов».
Взбешенная Луиза со стуком поставила на стол кружку.
— Потерпи меня, Луиза. Я не такой мерзавец, как ты думаешь.
Он встал и подошел к окну, взялся за шнурок роликовой шторы, и она, свертываясь в трубку, поползла наверх.
— Зачем ты это сделал?
Джон тяжело вздохнул:
— Хотел кое-что проверить. Я всегда терпеть не мог эту штору. На ней узор из малиновых ромашек, они меня дико раздражали. Ты не найдешь малиновых ромашек. Их не существует в природе. И меня злило, что какой-то ненормальный, скорее всего наркоман, вообразил, будто это подходящий узор для шторы.
— Вот уж не думала, что ты обращаешь внимание на мою обстановку. — Луиза посмотрела на него с любопытством. — Мне казалось, что ты здесь ничего не замечаешь.
— Тебя удивило бы то, что я заметил.
— Правда? И что же это?
— За то время, что я у тебя не был, ты успела стать невероятной чистюлей. Нигде ни пылинки, из спальни исчезла кипа газет, паутины тоже не видно. Ноты лежат на пианино аккуратной стопкой. И в гостиной появилось нечто вроде изощренного орудия пытки.
— Ты имеешь в виду канделябр?
— Тебе так сказали? Знаешь, ты просто мечта продавца. «Последний вздох Мура» все еще лежит на ночном столике. Кажется, ты добралась до главы третьей, но не хочешь бросать. На самом деле ты держишь его там, чтобы прятать под ним книжку о гадании по сочетаниям звезд. К ней ты обращаешься регулярно.
— Ничего подобного!
— Да, да, это так. Ты обзавелась неким фетишем в виде плетеной корзиночки с отделениями. В ней находится горшочек с острова Корфу с твоей зубной щеткой и пастой. Есть еще коврик, купленный тобой в «Оксфаме»[42].
— Джон… — Луиза отбросила назад волосы; ей надо было подумать, да и усталость давала себя знать все больше. — О чем ты? К чему ты клонишь?
— Я говорю все это, потому что по-прежнему хочу быть с тобой, — ответил он. Подошел к столу и бережно взял в пальцы изящное кольцо, которое на нем лежало. Повертел его в лучах света. — Как это на меня похоже, не правда ли? Явиться во всей славе, с фанфарами и знаменами, в то время как я просто должен был поговорить с тобой и расставить все по местам. А это было не нужно.
Луиза была до странности тронута его поведением. Джон положил кольцо в маленькую бархатную коробочку, защелкнул ее и сунул в карман пиджака.
— Быть может, в другой раз, — проговорил он.
— Да. Быть может, — отозвалась Луиза.
— Лу? — начал он раздумчиво. — Ты не думаешь, что я мог бы сегодня остаться здесь, с тобой? Я просто… мне не хочется уходить.
Неловким движением он потер подбородок, ожидая ее ответа. Перед Луизой был совершенно другой Джон. Тот, которого он прятал от нее все то время, пока они были вместе. Если только этот Джон — настоящий. Но есть только один путь убедиться в этом.
— Останься, Джон, — сказала она. — Если мы оба хотим лучше узнать друг друга, нам стоит начать именно сейчас.
Рейчел улыбнулась, услышав, что хлопнула входная дверь.
— Сюда! — крикнула она из кабинета.
Холлем спросил ее сегодня утром, не возражает ли она, если он возьмет с собой мальчиков в «Макдональдс» на субботний ленч. Когда она сказала, что вот уже второй раз за эти два дня они уходят без нее, Холлем объяснил, что беспокоится о Рики. Рейчел впервые услышала от него такое. Правда, Анна утверждала, будто мальчик начинает испытывать нравственный дискомфорт из-за того, что унаследовал от матери склад характера, и несла еще какую-то психопатическую чушь. Рики слишком тих и замкнут в школе, и у него постоянно бывают ночные кошмары. Рейчел указала Холлему на то обстоятельство, что, когда Рики ночует у них дома, никаких кошмаров у него не бывает, и высказала предположение, что кошмары у него случаются после того, как он увидит физиономию Анны, явившейся поцеловать сына на сон грядущий. Холлем не рассмеялся. Он попросил ее проявить понимание и вежливо, но настойчиво потребовал дать ему возможность самому выходить с детьми на прогулки… Они не поссорились из-за этого. Они вообще никогда не ссорились. Но Холлем был на удивление тверд. Уже уходя, сказал, что она тем временем может сделать некоторые личные звонки.
