такое время таскаться с передатчиком по городу.
— Ты передашь прямо отсюда, Макс.
— Ты что, рехнулся, доктор? — вырвалось у Клаузена. — Это же очень опасно. Мы можем делать так лишь при чрезвычайных обстоятельствах.
— Сейчас как раз такой случай!
Макс Клаузен бросил испытующий взгляд на своего начальника. Тот выглядел как живой труп, с серо-зеленым, изборожденным глубокими морщинами лицом, но голос его звучал твердо и холодно. Это был незабываемый голос великого знатока шпионских дел, который не терпел возражений.
— Что ж, на твою ответственность, доктор.
Клаузен, не теряя времени, принялся за дело.
Он положил перед собой лист бумаги в клетку, разметил места, где должны были выстроиться пятизначные колонки цифр, раскрыл книгу, в которой содержался ключ для зашифровки текста радиограммы (это был ежегодный статистический справочник великогерманской империи за тридцать восьмой год), и сказал:
— Я готов.
Зорге пригнулся, сжал кулаки, сконцентрировался и начал диктовать:
— Огромные немецкие силы численностью от ста семидесяти до ста девяноста дивизий собраны в пограничном районе и готовы совершить агрессию против Советского Союза двадцатого июня. Главная цель — взятие Москвы.
Клаузен удивленно выпрямился.
— Стоп, доктор. Это же шутка! — выкрикнул он.
— Делай, как я говорю, Макс. Нельзя терять ни минуты.
— Доктор, — упрямо повторил Клаузен, — ты же пьян в стельку!
— Давай включай передатчик, — требовательно перебил Зорге. — Пока он разогреется, я зашифрую текст.
— Ты слишком много позволяешь себе! — Ярость овладела Максом. Но это была бессильная ярость. Что он мог сделать? Зорге все равно его не послушает. Сам дьявол оседлая этого суперагента. Их на свете, наверно, несколько сотен. И надо же, князь тьмы выбрал именно его шефа в качестве своего орудия.
Клаузен вытащил передатчик из тайника, ввернул лампы, включил в электрическую сеть. Затем тщательно проверил настройку.
А Зорге меж тем зашифровал текст, проверил пятизначные группы и протянул радиограмму Максу.
— Еще семь минут, — хрипло произнес Зорге.
Они молча застыли в ожидании. Лежащие рядом с передатчиком часы громко тикали. Мучительно спокойно было все вокруг.
— Еще десять секунд, — прервал молчание Зорге. — Еще пять. — А затем, махнув рукой, скомандовал: — Начинай!
Клаузен отстучал позывные. Его сильные пальцы заплясали на рукоятке ключа.
Затем Макс переключился на прием. Несколько минут он напряженно вслушивался. Сдерживая дыхание, Зорге нетерпеливо ждал. Наконец радист радостно воскликнул:
— Висбаден ответил!
Висбаден — кодовое название Владивостока. Клаузен не без гордости удовлетворенно кивнул. Он сразу переключил рукоятку и передал депешу. И сразу получил сообщение из Висбадена, что она принята.
— Сделано! — выдохнул Зорге и закрыл глаза. С сердца словно камень свалился. Выдержав длительную паузу, он удовлетворенно сказал: — Хотелось бы мне увидеть лица наших друзей в Кремле, когда они прочтут телеграмму.
Клаузен отключил аппарат от электросети и недовольно передернул плечами:
— Какие там лица! Такие, как у меня. Они подумают: «Доктор допился до чертиков».
Казалось, что Первая мировая война стала последней войной, так сказать, в «классическом стиле». Тогда можно было сравнительно точно предсказать, что будет происходить на театре военных действий. Политики в большинстве случаев знали, что они хотят. И почти всем солдатам было понятно, за что они воюют. А шпионы в тылу сражающихся армий придерживались неписаных правил разведывательного ремесла.
Начальник разведки австро-венгерской армии Макс Ронге, один из самых гениальных гроссмейстеров шпионажа, говорил: «В Первую мировую войну можно было сохранить лишь немногие настоящие секреты. О каждом крупном наступлении шпионы заранее добывали детальную информацию».
Эксперты шпионажа во всем мире сходились на том, что в 1914—1918 годах было только две совершенно неожиданные операции: битва при Капоретто [26], подготовка к которой прошла в полной тайне благодаря искусной дезинформации и маскировке, использованными бюро Ронге (итальянцы сломя голову бежали, бросив свои позиции), и танковое сражение при Камбре [27], великое событие на Западном фронте, которое англичанам удалось полностью скрыть, что явилось блестящим достижением британской контрразведки.
Во Вторую мировую войну все было по-иному. Не только фронты изменились до неузнаваемости, но и мировоззрение безнадежно сместилось. И чем мощнее становились военные структуры, тем сильнее росло недоверие граждан к ним. Каждый ненавидел каждого. И, как следствие этого, сам Гитлер не доверял своему ближайшему окружению. Ныне всякого рода рейхсляйтеры и нацистские министры стараются доказать, как они стремились уничтожить тирана, и забывают признать, что при этом они бесстыдно играли жизнью солдат, рисковавших своей головой.
Действия политиков, выступавших с позиции силы, включили в себя множество обманных маневров, шарлатанских трюков, а также буйный рост злобного недоверия даже по отношению к своим соучастникам. Германия шпионила в Италии, а Советский Союз скрывал полученную им информацию от своих союзников, даже если она, эта информация, была для них жизненно важной.
Но это недоверие, которое очень часто сочеталось с глупыми преувеличениями, заходило еще дальше, когда некоторые политики ставили крест на сведениях, противоречивших их прогнозам.
Самой удивительной комедией, которую поставили в тогдашние времена, можно считать историю со шпионом Цицероном. Это был авантюрист, выходец с Балканского полуострова, который служил камердинером у британского посла в Анкаре. Цицерон был способным фотолюбителем, но тщательно скрывал это. Каждый вечер, занимаясь чисткой костюмов своего хозяина, он выуживал из его карманов ключи и, пока посол отдыхал от трудов праведных, доставал из сейфа секретные документы и спокойно их фотографировал.
После этого начиналось обычное шпионское действо: Цицерон передавал эти бесценные материалы представителю немецкой военной разведки и контрразведки — абверу, а тот спешно переправлял их в Берлин.
Через руки полуграмотного камердинера проходили ценнейшие документы: протоколы важнейших встреч союзников, планы военных действий, направления новых наступательных операций атлантических партнеров, участки европейской территории, оккупированной немцами, где намечались вылазки союзнических десантов в рамках второго фронта в Европе. Пожалуй, только американский дипломат Кент, завербованный нацистами, сумел передать немецким разведчикам больше подлинных документов, чем Цицерон.
А далее последовало самое трагикомическое.
Специалисты из имперского министерства иностранных дел и разведки Главного
