Зорге. Можно было бы умереть со смеху, как полицейский извивается в сильных руках Рихарда.
— Открой дверь, Митико! — крикнул Зорге.
Женщина поспешила выполнить приказ. Рихард повернул сыщика к себе спиной и сильно пнул его в зад. Японец, словно камень из пращи, вылетел в сад.
Зорге подошел к Митико.
— Не бойся, — сказал он. — С этим типом я уже разделался. Ты не должна бояться.
Рихард с грубоватой нежностью погладил девушку по голове, и она почувствовала, как дрожит его рука. У нее защемило сердце.
Зорге вдруг оставил женщину и поспешил наверх, в свой беспорядочно заваленный газетами и книгами кабинет. Он лихорадочно разыскал документы для посла. Затем в полном изнеможении быстро опустился на стул. Казалось, он исчерпал всю свою энергию. Рихард тупо уставился перед собой.
— Свиньи, — произнес он вслух. — Они хотят отнять у меня Митико. Даже Митико! Все хотят они отнять у меня.
Так сидел резидент Рамзай, обессилевший и опустошенный, дыша с трудом, словно тяжело раненный. И вдруг снова вскочил. Он бросился вниз, перескакивая ступени, и промчался мимо Митико, ждавшей в нижней комнате, прямо к своему автомобильчику. Он спешил в посольство.
Немецкий посол собрал небольшое общество в честь нового «смазчика оси Берлин—Токио» — посланника первого класса Фордта, или Мордта, или как там его еще. Зорге церемонно приветствовал генерала от дипломатии Отта, который обычно до предела сокращая подобную процедуру, так как не переносил протокольные изыски.
Новый посланец Берлина держался с подкупающей любезностью, стараясь произвести выгодное впечатление на присутствующих. Он уважительно назвал «господином профессором» Зорге, высказал пожелание о том, что надеется на доброе сотрудничество с ним, и подчеркнул, что слышал много хорошего о нем.
Изощренный паркетный дипломат и грубоватый, на вид неотесанный корреспондент с первой же секунды невзлюбили друг друга. И изо всех сил старались скрыть это. Они натянуто улыбались и посылали мысленно один другого ко всем чертям.
Эльга, как всегда, разрядила обстановку, отозвав Зорге в сторону:
— Вы меня шокируете, Рихард.
— Я вынужден, дорогая Эльга. Этот новый «смазчик оси» действует мне на нервы.
— Прежде всего он воспитанный человек, — охладила пыл Рихарда супруга посла. — И прирожденный дипломат.
— Сущий очковтиратель и подлиза, — твердо стоял на своем Зорге. — И вообще весь этот клуб болтунов становится все шикарней. Вы неплохо переживаете войну!
Эльга с укором взглянула на Зорге:
— Вы, очевидно, много выпили, Рихард! А может быть, наоборот — мало. Вот вы и злитесь.
— Мне всегда не хватает! Но скажите, чем я вас шокировал?
Супруга посла подтолкнула Зорге к двери, ведущей в другое помещение.
— Пройдемте туда, — шепнула она, нежно пожав руку Рихарда. Он повиновался.
В соседнем помещении сидел немецкий военный атташе в Таиланде Шолль, давний сотрудник генерала Отта. Полковник был один из немногих друзей Зорге. Шолль кивнул Зорге:
— Это вы, доктор. Дайте на вас взглянуть. Краше вы не стали. Что с вами случилось? Может быть, грузовик переехал физиономию?
— Да нет, одна дама по ошибке села на мою морду. — И Зорге состроил гримасу, которая должна была выражать радость. Он крепко пожал руку полковнику.
Холодные глаза полковника потеплели. Но это длилось одно мгновение, а потом это проявление, так сказать, мужской нежности уступило обычному ироническому выражению. Они уселись и молча поглядели друг на друга.
— Вы, доктор, — начал наконец полковник, — выглядите так, словно один ведете эту войну.
— А вы, полковник, — откликнулся Зорге, — выглядите так, как будто сами ее придумали.
— Вы, оказывается, готовы приписать мне самые дерьмовые поступки, — сказал с горькой иронией Шолль, — даже действия поджигателя войны.
Зорге смешивал гремучее пойло из джина, тоника и вишневой настойки. Он называл его «напитком девственницы». Наполнив им до краев два стакана, Рихард поставил один перед полковником и сказал:
— Выпьем за немецкого гения!
— Да здравствует наш труженик! — поддержал иронический настрой Шолль и опустошил стакан.
— Вы чем-то озабочены, полковник: сегодня вы пьете, как два верблюда после длительного перехода в пустыне.
— Пустыня — везде, — философски заметил Шолль. — И пока ничего не изменится, мы остаемся верблюдами.
Общение с полковником доставляло Зорге большое удовольствие. Они знали друг друга давно, многие ночи провели вместе за бутылкой и долгими разговорами. Их взгляды на жизнь и политику во многом совпадали, нередко они понимали друг друга с полуслова. Полковник Шолль, как и посол Отт, начинал военную службу еще в рейхсвере, армии, созданной после Версальского договора в Веймарской республике. Так же как и посол, Шолль был учеником генералов Секта и Шляйхера, офицером по призванию, немцем душой и телом. И конечно, как и его учителя, противником Гитлера. Именно это явилось краеугольным камнем дружбы полковника с Зорге.
— Этот мундир, — горько заметил Шолль, хлопнув ладонью о грудь, — все больше не приносит радости.
— Вы его ничем не запачкали, — сказал почтительно Зорге и еще раз подчеркнул: — Ничем, полковник!
— Спасибо за доброе слово, доктор. Но не обо мне речь. Мундир запачкали другие, хотя они, как это ни горько, мои соотечественники. И это дерьмо можно смыть только кровью. Иногда я противен самому себе. Знаете, что мне хочется, доктор? Попасть на фронт, не важно куда. Но обязательно вместе с честными солдатами! Храбро сражаться! Почувствовать, что отчистился от этой грязи. И умереть! Конечно, не за Гитлера, а за Германию! Смерть за правое дело отпустит нам все грехи.
— Что случилось, полковник? Что с вами, старый друг?
— Вы же видите на три аршина сквозь землю, доктор, — сказал Шолль и натужно рассмеялся. — Навострите уши. Тогда будете лучше спать.
Зорге почувствовал, что происходит что-то особенное. Его необычно развитый инстинкт забил тревогу. Но он понимая, что резко реагировать сейчас, задавать вопросы — будет неосторожно. Нельзя нарушать конспирацию, вызывать подозрения. И Рихард решил сменить тему.
