24 ноября. Екатеринин день я ходил поздравить Симанскую и Бегичеву, после я обедал у первой. Прогулка такая в Коломну, а оттуда в Сергеевскую и назад, отозвалась сильно у меня на ногах; после обеда был я у Вессельса с Байером, оттуда, не найдя Лихардова дома, я был у барона. Там видел я Титова, сотрудника Московского Вестника, и Туманского (брата Федора Туманского). Софья упрекала меня в нежности к ней — и была со мною еще нежнее прежнего, чесночный дух (третьего дня она с мужем много его ела) не отнимал более ничего от сладости поцелуев, — она сидела у фортепиано, и стоя перед нею на колене, мне ловко было ее обнимать, тогда когда ее рука окружала мою шею… Так наша воля слаба, наши намерения противоречат словам, — после каждого поцелуя она закрывала лицо и страдала оттого, что делала и что готова была снова повторить, — я молчал, не смея не только утешать или разуверять, но даже заговорить; оставлял ее и бегал по комнате. Надо кончать наслаждаться, забыв все, или совсем не искушать себя напрасно.
25. Поутру писал я к Лизе, а потом, зашедши к барону, я остался там на целый день; вечером был там Иван Яковлевич Туманский и Сомов. Мы просидели до 2-х часов: Софья была как всегда мила, но мы не имели случая быть очень нежными. Придя домой, я нашел письмо от Франциуса, который зовет меня на свадьбу, имеющую быть через три недели; тяжело мне будет, если я принужден буду не исполнить обещания и не поеду к нему: теперь я не предвижу никакой возможности исполнить мое желание, однако, не теряю еще надежды, — 500 р. довольно бы мне было на эту поездку, — но где их взять?
26. При мне получили Пушкины письмо от Льва из Тифлиса; как Надежда Осиповна обрадовалась ему, — если бы он это видел, верно чаще и больше бы писал: смотря на нее, я думал: так и моя мать будет радоваться, когда я буду писать с Дуная. — Время приходит, что и мне пора будет ехать, расстаться со всем, что я знаю, что люблю; — я должен буду жить с людьми совершенно другого рода, и, может быть, бог знает какими, — но это мелочь, пустота: я должен привыкнуть жить с самим собою; кто желает достигнуть чего-нибудь, произвести из самого себя что-нибудь достойное, должен быть доволен сам собой. — Я вечером был дома, чтобы писать письма и приготовил к отправлению: матери, сестрам и к Лизе.
27. Были у меня Байер и Вессельс, а вечером приехал Петр Маркович из Твери совсем неожиданно. Лиза жалуется на мое молчание и говорит, что получила только 2 письма от меня; это удивительно, тогда когда я к ней писал около 6 раз. — Она мне прислала выписку из «Записок Современницы» (les Memoires d’une Contemporaine), письма Napoleon к Josephine: они очень хорошо написаны и очень нежны.
28. Петр Маркович у меня остановился; к нему сегодня приходила Анна Петровна, но, не застав его дома, мы были одни. Это дало мне случай ее жестоко обмануть (la ratter); мне самому досаднее было, чем ей, потому что я уверил ее, что я ранее …….[выпущенное в издании «Дневников» 1929 г. слово, очевидно, нецензурное], а в самом деле этого не было, я увидел себя не состоятельным: это досадно и моему самолюбию убийственно. — Но зато вечером мне удалось так, как еще никогда не удавалось. — Софья была тоже довольно нежна, но не хотела меня поцеловать. Я заказал себе новую печать — и раскаялся в этой издержке; моего Байрона я тоже отдал переплести.
29. Сегодня я тоже получил от Лизы письма от 4 по 8 числа и посылку с вязаным галстуком для дороги: письма очень нежны; я пришел из Департамента и тотчас же сел отвечать на них; до 7 часов я писал, а потом пошел к Надежде Гавриловне, но не нашел ее дома; потом катался с бароном и Анной Петровной, у которой пробыл и вечер.
30. Сегодня целый день пробыл я дома, ходил к Бегичевым, но они уже обедали, Анну Петровну я тоже не застал дома, а Софья вечером была нездорова и лежала в постели, следственно, я никого не видал. После обеда (не моего, потому что я не обедал), писал я к Лизе и получил еще письмо от нее от 17 числа. Надо отвечать Франциусу и Языкову, особенно должно первого поздравить со свадьбой.
1 декабря. Поутру я ходил в Справочное место, оттуда заходил в юнкерскую школу, где видел Дирина и брата Шепелева; в каморках все очень чисто и порядочно, но на столах не заметно следов, чтобы кто-нибудь из воспитанников чем-либо занимался. Пообедав у Пушкиных, я был на вечере у Межуева (чиновника нашего отд.), который праздновал свое обручение, или что-то на то похожее. Я немного потанцевал, ибо ни одной девушки не было, которая, по крайней мере, порядочно танцевала; одна невеста только довольно хорошо, но и то не очень: молоденькая купеческая дочка, — вот и все.
2 декабря. Навещал я поутру Наталью Васильевну и Миллеровых, обедал у Бегичевых, где Павла Ивановна больна лежит в постели, как говорят, желудочною лихорадкою; оттуда ходил я к Надежде Гавриловне, играл там с Netty и с Ададуровой (красавицей Петруши) в слова, которые должно отгадывать по последним слогам, и, наконец, был у барона. Софья Михайловна больна зубами; там был Илличевский. Вчерашней ночью выпал большой снег, и, кажется, зимний путь установился, так что мы на санях можем выехать отсюда. Около 15 числа обещает Петр Маркович выехать отсюда, — мне бы очень было это приятно.
3. Обедал я сначала с одной Софьей, а под конец обеда приехал и барон. — После обеда я проспал у Анны Петровны, а вечером дома читал «Красавицу Пертскую», один из последних романов W. Scott’а. Он, кажется, во всех сочинениях своих остается равно занимателен от соединения исторического описания с описанием нравов времени вообще, с частными лицами.
4. Я заходил в Департамент с тем, чтобы получить за два месяца следующее мне скромное, бедное мое жалование, но не было экзекутора; в отделении Шахматова не было тоже и старшего начальника, по случаю именин жены первого. Я сходил поздравить ее, и был приглашен на вечер. — Возвращаясь домой, я, к удивлению моему, нашел у себя моего столоначальника Платунова и, судя по времени дня, в слишком веселом расположении духа. Я догадался тотчас о причине сего посещения, взглянув на влажные, туманные глаза и вспомнив что я слышал про его склонность к хмельному. — Сколько я ни люблю вино, пенящееся в дружественной чаше и оживляющее беседу, согревая ум, сердце; как ни весело иногда видеть приятеля, головой которого завладел хмель, и которого язык без воли говорящего передает мысль скорее, чем они составятся в душе, — но вид пьяного просто неприятен, жалок мне. — Вечером я танцевал у Шахматова. Там были: дом Всеволодского, его побочная дочь княжна Шаховская и пр. Были еще два молодых человека, братья Атрешьевы. Танцы шли не очень хорошо за недостатком играющих на фортепиано и танцующих. Вальсируя с одною роскошной, хорошо сотворенной и молодой вдовой, которая и лицом не дурна, я заметил, что в это время можно сильно действовать на чувственность женщины, устремляя на нее свою волю. Она пришла в невольное смятение, когда мерно, сладострастно вертясь, я глядел на нее, как бы глазами желая перелить негу моих чувств: я буду делать опыты, особенно с женщинами горячего темперамента. С кн. Шаховской один из братьев глупо нежничал и ревновал меня к ней, потому что она обращалась несколько раз ко мне, и она и все прочие смеялись над ним. Мне жаль, что я не поддержал знакомства с Всеволодскими, — теперь уж поздно.
