— Анна Михайловна, — ответил на мой вопрос следователь (он впервые назвал меня по имени и отчеству), — вам предстоит написать о последних месяцах жизни Бухарина перед арестом.
Я была крайне озадачена.
— К чему это теперь понадобилось? Ведь Н. И. уже нет. Кроме того, до ареста он решительно отрицал какую-либо причастность к контрреволюционной деятельности. Другого я не напишу, а это вам не понравится.
— Пишите, как было, если отрицал, так и пишите: «отрицал».
Он подвинул ближе ко мне листы бумаги. Но сию же минуту, в присутствии следователя, я писать отказалась. Попросила дать мне время, чтобы все хорошо обдумать и вспомнить. Кроме того, предоставить мне возможность писать наедине. Через два дня меня завели в бокс, и там сравнительно кратко я написала о последних месяцах жизни Н. И. О многом преднамеренно не упоминала, например о его письме «Будущему поколению руководителей партии», многое выпало из памяти от сильного волнения; сдерживало и то, что ни цели, ни смысла в получении документа такого характера после казни Н. И. я не понимала.
— Кому это нужно? — спросила я Андрея при нашем последнем свидании, когда принесла написанное.
— Хозяину, — коротко ответил он.
Я не убеждена в этом. Возможно, это любопытство Берии.
О последних месяцах жизни Бухарина до ареста я собираюсь рассказать теперь, через десятилетия после драматических событий. Только сейчас, по прошествии многих лет, я могу взяться за перо, чтобы воссоздать картину трагической гибели Н. И., стараясь не упустить ни малейшей детали.
Мобилизовать свою память и направить ее в русло событий, где господствовали ужасающее вероломство Сталина и не поддающиеся описанию страдания погибающего Бухарина, не так легко. Человеческий язык беден, чтобы передать силу катастрофы. К тому же это означает пережить заново трагические дни, когда доносившийся со Спасской башни Кремля бой часов упорно напоминал о приближающемся конце и звучал для меня траурным маршем.
Погружаюсь в то мрачное время лишь потому, что никто, кроме меня, не сможет оставить такого свидетельства. Это мой долг перед историей и перед Бухариным.
Отсчет последним месяцам жизни Бухарина я веду с августа 1936 года, когда на процессе Зиновьева и Каменева были упомянуты имена Бухарина, Рыкова, Томского. В те дни Бухарин осознал, что голова его положена на плаху.
Безусловно, явное подготавливалось тайным. Последней крупной тайной акцией (из тех, что мне известны), приумножившей обвинения против Бухарина и Рыкова, явилась провокационная командировка Бухарина за границу.
Н. И. был командирован за границу в феврале 1936 года, ближе к концу месяца, для покупки архива Маркса и Энгельса. Архив принадлежал немецкой социал-демократической партии и после прихода Гитлера к власти был вывезен из Германии в другие страны Европы. В связи с тем что и это не обеспечивало надежного хранения архива из-за опасности войны с Германией, а может быть, и по материальным соображениям, решено было архив продать Советскому Союзу. Для покупки архива за границу была направлена комиссия из трех человек: В. В. Адоратский, директор ИМЭЛ, А. Я. Аросев, в то время председатель ВОКСа, и Бухарин.
Н. И. вызвал Сталин, сообщил ему о предстоящей командировке и выразил желание получить не только те документы Маркса и Энгельса, которых у нас вовсе не было, но и те, которые у нас имелись в копиях, назвал цену, за которую можно было купить архив. «Аросев несомненно торговаться сможет, но в знаниях Адоратского я сомневаюсь, ему могут подсунуть что угодно вместо Маркса. Проверить рукописи сможешь только ты», — сказал Сталин.
Н. И. и заподозрить не мог, что поездка его за границу была задумана с провокационной целью. При встрече Сталин, казалось, был настроен дружески, заметил даже:
— Костюм у тебя, Николай, поношенный, так ехать неудобно, срочно сшей новый, теперь времена у нас другие, надо быть хорошо одетым.
В тот же день позвонил портной из мастерской Наркоминдела:
— Товарищ Бухарин (говорил портной с сильным еврейским акцентом), мне надо как можно скорее снять мерку, чтобы срочно сшить вам костюм.
Н. И. попросил сшить костюм без мерки и пытался объяснить, как сильно он занят:
— В три часа дня «летучка» в редакции и дел перед отъездом уйма!
— Как это без мерки? — удивился портной. — Поверьте моему опыту, товарищ Бухарин, еще ни один портной без мерки не шил.
— Сшейте по старому костюму, — предложил Н. И. Такой выход из положения был неосуществим прежде всего потому, что единственный, старый, был на нем, предыдущий, совсем изношенный, я успела выкинуть; отдав старый костюм портному, Н. И. смог бы явиться в редакцию только в нижнем белье.
— По старому? По старому выйдет плохо. И знаете, я всегда мечтал увидеть хоть раз живого Бухарина — не на портрете. А теперь представляется такой случай, такой случай! Доставьте мне удовольствие, товарищ Бухарин!
Так переплетается трагическое с комическим. «Удовольствие» портному Н. И. доставил, в новом костюме он ездил в Париж, в нем был арестован, в нем и расстрелян, если для такого события Сталин не распорядился сшить еще один костюм.
Все казалось правдоподобным. При встрече с Н. И. Сталин вручил ему постановление Политбюро, в котором были указаны цель командировки, состав комиссии по покупке архива и, если память мне не изменяет, перечислены лица, с которыми члены комиссии должны будут встретиться для ведения переговоров. Во всяком случае, абсолютно точно помню, как, придя домой после разговора со Сталиным, Н. И. сообщил мне, что ему придется встретиться с австрийским социал-демократом Отто Бауэром, одним из лидеров II Интернационала и австрийской социал-демократической партии, с которым Н. И. не раз скрещивал полемическое оружие, идеологом австро-марксизма, а также с видным австрийским социал-демократом, секретарем II Интернационала Фридрихом Адлером, русскими меньшевиками-эмигрантами, издававшими в Париже «Социалистический вестник», Ф. И. Даном и Б. И. Николаевским. Н. И. сказал по этому поводу:
— Ну Коба, выкинул номер! Анекдотический случай: я — и Дан!
Ф. И. Дан — один из лидеров меньшевистской партии, член ее ЦК. После Февральской революции — член исполкома Петроградского Совета и Президиума ЦИК (поддерживал Временное правительство), в конце 1921 года был выслан за границу, участвовал в организации II Интернационала. Редактор эмигрантского журнала «Социалистический вестник», издававшегося в Париже, затем в Америке. Б. И. Николаевский, близкий Дану человек, историк, — фигура значительно менее крупная в меньшевистской партии.
