Была, правда, опасность, что, разбившись на пары, они блокируют облако сверху и снизу. Покажись мы тогда вверху или внизу,- неизбежно попадали бы под огонь. Но немецкие асы слишком положились на собственное чутье. Они не сомневались, что русские, испугавшись преимущества, уходят от боя. А уйти в такой ситуации можно было, лишь нырнув к земле и перейдя на бреющий полет. Вот немцы дружной четверкой и отрезали нам путь к земле. Они даже против малочисленного противника старались держаться все вместе. Вчетвером они чувствовали себя уверенней. Ведь пестрая раскраска наших машин тоже не могла не броситься им в глаза.
Те мгновения, которые мы провели в облаке, совершенно не видя ничего вокруг, были очень неприятными. Противник пока нас не видит, но ведь и мы не видим его, не знаем, что он предпримет. Хорошо, если он попадется на нашу уловку. А если нет? Сковывало нас еще и то, что одинокое облако в небе было слишком невелико,- значит, ограниченное пространство для маневра. Немцы в данном случае могли просто отойти от облака и, как охотники, выжидать, пока добыча сама подставится под выстрел.
Сравнение с охотниками тут как нельзя кстати. В самом деле, мы запакованы в облаке, как в обложенной егерями берлоге. И очень опасен для нас первый миг появления в чистом небе. А ну вынырнешь сразу под прямую очередь в упор?
Однако удача и на этот раз не отвернула от нас своего благосклонного лица. Едва мы показались из облака и глянули вниз, как увидели, что нехитрый наш расчет удался. Немцы уверенно ожидали нас внизу, готовясь сразу же расстрелять в упор, а мы, вдруг совершенно для них неожиданно, вынырнули сверху, над самыми головами. Не думали они и не гадали, что двое русских решатся вступить в бой, да еще напасть первыми. Они ожидали нашего бегства, караулили нас – и поплатились за это.
Выгодность создавшейся для нас ситуации оценит любой летчик. Появилась прекрасная возможность с одной атаки уравнять силы. Сейчас все решала точность попадания. И мы дружно ударили из пулеметов, причем не по бакам с горючим, а по моторам. Стреляли наверняка.
Пока немцы разобрались в собственной ошибке, было уже поздно. Спикировав сверху, мы с первого же захода сбили два вражеских самолета. Оставшаяся пара упала в затяжное пике, перешла на бреющий полет и принялась уносить ноги. Далеко-далеко мелькнули яркие, горевшие на солнце капоты вражеских машин.
– Домой, Иван Федорович,- сказал я.- Хватит.
Я еще надеялся застать дядю Мишу и сообщить ем› весть о расплате, но не успел – старик уже уехал.
Ну и выдался денек!
С утра нашему полку была поставлена обычная задача – прикрывать штурмовики. Дело хоть и привычное, но, прямо скажу, не совсем приятное, потому что штурмовики, как правило, привлекают на себя очень сильный огонь. Между нами, истребителями, прикрытие штурмовиков считалось делом тяжелым и чрезвычайно опасным.
Мы завидовали Александру Покрышкину, который со своими ребятами забирался на огромную высоту и там парил, высматривая добычу. Свободная охота, чего же еще лучше!
Вот и сейчас, когда мы идем над грузно гудящими штурмовиками, я узнаю высоко вверху знакомые силуэты «кобр». Это восьмерка истребителей под командой Александра Покрышкина вылетела на охоту и высматривает, ищет врага. Счастливцы! Во всяком случае, думаю я, если только придется туго, бросим клич. Помогут.
– Сокол… Сокол… (позывные Покрышкина).
В небе пока спокойно – относительно, конечно, спокойно,- и мой голос легко доходит к далеким товарищам, которые высоко вверху караулят появление врага. «Кобры» Покрышкина, как коршуны, кружат над районом действий штурмовиков. Ребята знают, что штурмовики – самая дорогая добыча для немецких истребителей. Враг, конечно, все силы бросит в бой. Вот тут-то и бей, расстреливай его сверху!
– Сокол… Сокол…- монотонно повторяю в микрофон.
Скоро в наушниках отзывается раскатистый басок Покрышкина. Я объясняю ему нашу задачу и прошу прикрытия на всякий случай.
– Сегодня может быть жарко. Большой вылет,- говорю я и посматриваю наверх, где хозяевами голубого бездонного неба плавают еле различимые «кобры».
– Будь спокоен,- доносится уверенный голос издалека.- Нам сверху виднее.
– Нам – это кому: начальству?- решаю я подзадорить старого приятеля. Покрышкин в чине полковника командует истребительной дивизией. Для нас он – большое начальство.
– Ладно, ладно,- миролюбиво басит Покрышкин,- не задирайся. Надо будет – зови.
Разговор прекращается, потому что снизу, с земли, начинают часто, лихорадочно бить зенитки. В воздухе повисли дымные букеты разрывов. Я глянул вниз - линия фронта.
Штурмовики, не обращая внимания на заградительный огонь, деловито принимаются за привычную работу. Гудящие броненосцы проносятся над передовыми позициями, поливая из пушек и пулеметов. После них на земле настоящий хаос. Но долго любоваться их работой не приходится. По опыту знаю, что где-то на подходе истребители врага. Сегодня они очень запоздали, видимо, нечетко сработала разведка.
Предчувствия не обманули. Первые звенья «мессершмиттов» показались в небе. Но что это? Звено за звеном, еще и еще… Сколько же их сегодня? Такого количества истребителей немцы давно уж не поднимали в воздух.
Отдаю команду, и все истребители нашего прикрытия устремляются навстречу врагу. Надо перехватить гитлеровцев подальше от штурмовиков. Интересно, видит Покрышкин, какой затевается бой?
Раздались первые очереди. Первый дымный след потянулся к земле. Нелегко нам сегодня, очень нелегко. Пытаясь использовать свое численное превосходство, немцы бросили одну группу самолетов против истребителей, другую – против штурмовиков. Успевать везде было трудно. Не разорваться же!
Гляжу по сторонам и не вижу «кобр». Куда же они девались? Ведь только что были!
– Сокол… Сокол… Сокол, черт! Саша, неужели не видишь?
Но «кобры» и без того уже спешили нам на помощь. В лихорадочном маневрировании я все же успел разглядеть, как четверка покрышкинских истребителей стремительно свалилась сверху и подожгла два «мессершмитта». Сразу стало легче. Немцы отхлынули.
– Хорошо, «Сокол»! Молодец, Саша!
– Ладно, ладно…- рокочет знакомый басок.
– Ах ты, дьявол!- неожиданно выругался я, заметив, что почти на самом хвосте у меня повис черный «мессершмитт». Бросаю машину в пике, разгоняюсь и вдруг резко перехожу на вертикаль и сразу же в боевой разворот. Темно в глазах от перегрузки, стучит в висках кровь. Но вот отходит от глаз мутная пелена, и я, переводя дух, вижу, что немец отцепился. Вот ведь, чуть не заговорился! Нет, в бою надо быть все время начеку.