Но сейчас, читая вынужденные признания фашистской печати о стойком сопротивлении республиканцев в Испании, слушая новости о саботаже и рабочих забастовках, узнавая, что в самой Германии не убито противодействие Гитлеру, он осязал руки, локти, плечи сидящих рядом с ним в "Реджина чели" и в других тюрьмах безвестных коммунистов и все больше ощущал себя активным бойцом.
Находясь на воле, Этьен по эгоизму, такому естественному для каждого свободного человека, не так-то часто думал о революционерах, своих современниках, томящихся в фашистских застенках, изредка вспоминал то об одном, то о другом. А ныне он обращался памятью и сердцем к Антонио Грамши, томящемуся где-то в заточении одновременно с ним, к Эрнсту Тельману, который страдает в одиночке с начала 1933 года, к группе венгерских коммунистов, сидящих в тюрьме чуть ли не с 1925 года, и ко многим другим. Он ощутил себя в одном строю со всеми узниками-коммунистами, своими единомышленниками и товарищами по духу. Это придавало ему новые силы, воодушевило и наполнило гордостью.
Он так долго воюет в разведке, один-одинешенек послан он в поиск на долгие годы. А в римской "Реджина чели", переполненной коммунистами, антифашистами, он оказался в одном ряду с боевыми товарищами, хотя и не имел права никому из них в этом сознаться.
Вечером, когда после приговора Кертнера привезли из Особого трибунала по защите фашизма, в стены его камеры стучали беспрерывно. Все волновались, все спешили узнать, каков приговор.
И, едва освоив "римский телеграф", он отстукивал своим заочным товарищам: "двенадцать лет, двенадцать лет, двенадцать лет..."
Ч А С Т Ь Т Р Е Т Ь Я
55
Новая тюрьма Кастельфранко дель Эмилия резко изменила положение Конрада Кертнера. После приговора он потерял свое имя, фамилию и получил тюремный номер 2722.
Он весело улыбнулся, вспомнив свои визитные карточки на глянцевом белоснежном картоне; пакет принесли в "Эврику" из типографии накануне ареста. Он положил тогда в бумажник одну-единственную карточку, которую на допросе с вежливой насмешкой вручил следователю-коротышке. Все остальные лежат в его комнате нетроганые и на много лет никчемные. Ему в пору заказать себе новую визитную карточку: "Узник No 2722, тюрьма Кастельфранко дель Эмилия, текущий счет в тюремной лавке под тем же номером".
Его раздели донага, обыск был тщательным. Рылись не только в одежде и белье - по всему телу шарили грубые, холодные руки. Одежду отобрали и выдали тюремную робу, серую в коричневую полоску. Его наголо остригли, а он еще долго по привычке проводил рукой по волосам.
Первые сутки его, по тюремному распорядку, продержали в одиночке.
Он прилежно обстукал одну стену - молчание, другую - безвестный сосед торопливо ответил ему. И в этой тюрьме знают "римский телеграф"! И в этой тюрьме он не чувствовал себя безнадежно одиноким!
Он подбежал к окошку и крикнул из всех сил:
- Понял! Я понял!!!
Загремел засов, проскрипела дверь, появился уже знакомый Этьену тюремщик - горбоносый, брови торчат двумя кустиками, черные глаза сверлят насквозь, но беззлобно. Он протянул кувшин с водой.
- Номер двадцать семь двадцать два! У нас кричать не положено. Вы можете получить карцер, а я из-за вас - выговор от капо гвардиа... Вода питьевая.
- Двенадцать лет, - Этьен склонился над тазом и выплеснул всю воду на голову. - Когда же я увижу нашего любимого дуче? Двенадцатого декабря 1948 года. Ай-яй-яй... Осталось четыре тысячи сто двадцать два дня, не считая сегодняшнего. А если амнистия королевской милостью? Скостят годика три. Сорок пятый год.
- У нас в Сицилии говорят, что домашние расчеты с базарной ценой не сходятся.
- А если сбегу на половине срока? Уже сорок второй год. Если еще раньше?
- Должен вас огорчить, но из тюрьмы Кастельфранко дель Эмилия никто не убегает...
В тот же день Этьен узнал, что ему предоставлено право тратить в тюремной лавке пять лир в день, не больше. Газеты, журналы и почти все книги стали запретными. Посылки он сможет получать два раза в год - на пасху и на рождество.
Но - от кого?
После суда компаньон Паганьоло заявил адвокату Фаборини, что отныне судьба Кертнера его не интересует; он прекращает всякие хлопоты.
Во время следствия и суда Фаббрини выступал как защитник по назначению, но после приговора его функции окончились.
Кто же теперь позаботится о судьбе заключенного?
Гри-Гри запросил Москву:
"Какого адвоката нанять для дальнейших хлопот? Можно нанять знаменитого. А можно нанять адвоката подешевле, того, который защищал Этьена на суде".
Ответ гласил:
"Лучше того, кто уже знаком с делом".
Гри-Гри жалел, что телеграмма подписана не Стариком, даже не Оскаром, а Ильей, сотрудником, которого Гри-Гри недолюбливал. Может, Илья руководствуется желанием сэкономить деньги? Или там, в Москве, довольны ролью адвоката в ходе следствия, суда и не видят оснований отказываться от его дальнейших услуг?
Гри-Гри оставалось только ломать голову.
Через посредство Тамары - Джаннины он связался с адвокатом Фаббрини. Выяснилось, что доступ в тюрьму и разрешение на свидание с Кертнером не аннулированы. Значит, надо воспользоваться еще не утратившим силу разрешением! Может, удастся заполучить копию приговора? Лишь с копией приговора на руках адвокат вправе продолжать хлопоты.
Джанинна заверила адвоката, что его будущие хлопоты будут оплачены, и Фаббрини согласился вести дело Кертнера дальше, по его словам - из симпатии к бывшему подзащитному.
До суда Фаббрини получал свидания с Кертнером часто, и это бывали свидания с глазу на глаз, а беседы - из уха в ухо. А теперь все изменилось - свидания могут проходить только при надзирателе.
Впервые Этьен очутился в комнате свиданий. Две скамьи у противоположных стен и стул для надзирателя, стоящий у третьей стены, напротив двери.
Когда Фаббрини вошел, Этьен поднялся и церемонно поблагодарил его за участие и за помощь во время следствия и суда. Этьена смущало присутствие соглядатая, грузного и сонливого надзирателя, который на жестком стуле пытался сидеть, будто развалясь в кресле. А Фаббрини относился к "третьему лишнему" точно к мебели, - сказывалась профессиональная привычка.
После дежурных вопросов о здоровье, самочувствии Фаббрини перешел к делу. Он понимает, что синьор Кертнер не может быть с ним откровенным в этих условиях, - выразительно кивнул на "третьего лишнего". Но когда Фаббрини добьется свидания с глазу на глаз, синьор Кертнер обязательно должен сообщить имя и адрес своего родственника, чтобы тому написать. Компаньон Паганьоло устранился, и нужно другое легальное лицо, которое министерство юстиции сочтет правомочным и от кого можно будет ждать всяких усилий, связанных с освобождением, - писем, денег, посылок.
