Мама притянула меня поближе к себе и сказала: «Не бойся, бета. На самом деле никто не знает настоящей правды – даже сестра Мария. Религия – это всего лишь способ поиска истины: сама по себе религия истиной не является. Это лишь путь, один из множества возможных, и разные люди выбирают в своей жизни различные дороги».
Хоть мудрые слова матери и успокоили меня временно, окончательно от постоянно преследовавших меня страхов они не избавили, и мои опасения по поводу религиозных различий со сверстниками становились чем дальше, тем сильнее.
Я пыталась добиться от сестры Марии, чтобы она сказала мне, что, несмотря на то что я хинду, я все-таки смогу попасть на небеса, однако она в итоге не смогла мне этого гарантировать. А в школе нам подробно рассказали, какая ужасная участь предстоит тем, кому не посчастливится оказаться в раю.
А что, если Бог решит навестить меня, пока я сплю?
Сестра Мария сказала, что он все видит и все знает.
А это значит, что он в курсе, что я некрещеная!
И я проводила в своей кровати бессонные ночи, боясь сомкнуть глаза на случай, если Бог вдруг решит прийти ко мне и наглядно продемонстрировать, какая именно участь предстоит тем, кто не в его милости.
Родители начали беспокоиться о моих переживаниях и проблемах со сном. Затем они поняли, что ситуация становится все хуже и хуже, что мои страхи не только не исчезают, а становятся все сильнее. Когда мне исполнилось восемь лет, они в итоге решили перевести меня в Островную школу.
Эта британская школа, состоящая из шести небольших зданий с прилегающей территорией, располагалась на гонконгских холмах, чуть выше Боуэн-роуд. Она была в отличие от предыдущей светской, а родители большинства учеников были британскими эмигрантами, работавшими либо на правительство, либо на международные компании, занимающиеся благоустройством и развитием нашего города.
Школа сама по себе была шикарной, красивой и современной, в ней были и научные лаборатории, и лингафонные кабинеты, и спортзалы с бассейнами, и даже небольшой зоосад с подопытными животными. Однако, будучи единственным индийским ребенком среди выходцев из Британии, я продолжала чувствовать нарастающее напряжение. Большинство детей из моего класса были блондинами с голубыми глазами, так что я постоянно чувствовала себя «белой вороной», была предметом издевок и насмешек, и все это только из-за моей смуглой кожи и пышной копны волнистых черных волос.
Мой разум был полностью поглощен мыслями вроде Как же мне хочется, чтобы Билли перестал давать мне клички вроде Самбо [21] ! Помимо прочего, меня всегда выбирали последней, когда мы делились на команды на уроках физкультуры, и другие дети почти никогда не звали меня играть вместе с ними. Кроме того, одноклассники частенько брали мои книги и пенальные принадлежности, стоило мне на секунду потерять бдительность.
Мне было одиноко, печально и грустно до слез, которые у меня всегда получалось сдерживать на публике, но которые лили в три ручья, стоило мне перешагнуть порог своей комнаты и уткнуться лицом в подушку.
Я старалась, чтобы родители не узнали, что в школе все надо мной издеваются, ведь я не хотела, чтобы они считали, что из-за меня у них только проблемы. К тому же один раз мне уже пришлось сменить школу. Так что я делала вид, что все хорошо, что я потихоньку адаптируюсь к новой среде и новым людям вокруг, что я вполне счастлива и довольна всем происходящим в моей жизни.
Так все и протекало, пока однажды не произошло нечто, ставшее для меня огромным эмоциональным потрясением. В тот день я спокойно сидела в столовой, никого не трогала, доедала свой обед, как вдруг Билли, только что закончивший есть, встал со своего стула, расположенного по диагонали напротив меня. Он взял в руки поднос с объедками и, проходя мимо меня, преднамеренно высыпал весь мусор прямо мне в тарелку.
Вокруг меня раздался настоящий взрыв хохота. Конечно, только несколько человек заметили эту проделку, однако у меня было впечатление, будто вся столовая смеется надо мной.
Я внезапно почувствовала растущее внутри меня чувство дикой ярости. Я дошла до точки кипения. Все. Хватит. Мне надоело, что меня обзывают Самбо, мне надоело, что меня последней выбирают в команду на уроках физкультуры, мне надоело, что все берут без спроса мои вещи и обзывают меня. Я больше не буду молча терпеть этого.
Я подскочила со своего стула, схватила стакан апельсиновой газировки и повернулась к Билли, который смотрел на меня и смеялся. Я взглянула ему в глаза и выплеснула газировку прямо ему в лицо!
В этот раз засмеялись все, кто был в столовой, однако, к счастью, уже не надо мной. Они все пялились на Билли, всего облитого липкой газировкой, которая стекала по его волосам и одежде. Он выглядел действительно нелепо, однако я была слишком напугана, чтобы смеяться, – я не знала, как он отреагирует, и боялась.
Билли смотрел на меня с такой ненавистью, казалось, он вот-вот испепелит меня одним только взглядом, так что я решила не задерживаться, чтобы не стать жертвой его дальнейших действий. Я убежала. Пулей вылетела из столовой, зашла в женский туалет, заперлась в одной из его кабинок и заревела. Я плакала, потому что понимала, что этот поступок не свойственен моему характеру, это была словно не я, а кто-то другой.
...
Единственное, чего мне хотелось, – это вписаться в коллектив своих сверстников, чтобы меня приняли и полюбили такой, какая я есть. Ведь я не могла изменить ни цвет своей кожи, ни свою национальность и от этого чувствовала себя абсолютно беспомощной!
Ну почему, почему, куда бы я ни пришла, я все время отличаюсь от других? Почему я не такая, как все? Почему я постоянно чувствую себя изгоем? – пыталась я в отчаянии понять, пока надрывно ревела и пускала пузыри, скрючившись на полу тесной туалетной кабинки.
К счастью, когда я стала немного старше и мне исполнилось десять лет, все издевательства со стороны сверстников внезапно прекратились. Однако времени расслабляться у меня не было. В то время как мои одноклассники становились с каждым годом все более самостоятельными, мои родители, напротив, начали вести себя со мной намного строже, чем раньше. Это касалось в первую очередь запретов на посещение вечеринок у друзей, особенно если там были мальчики. Гулять с мальчиками считалось очень неприличным и даже позорным в нашей культуре, так что я почти никогда не ходила на школьные дискотеки, не участвовала в походах и совместных поездках с классом.
Как результат – я продолжала чувствовать себя изгоем. Одноклассники обсуждали последние дискотеки и вечеринки, смеясь и вспоминая случившиеся на них веселые истории. А мне нечего было рассказать и не над чем было смеяться, больше всего на свете я хотела быть такой же, как они. Но я была хинду, со всеми нашими обычаями и запретами, и с этим ничего нельзя было поделать. Тогда я решила сосредоточиться на учебе и посвятить все свое свободное время самосовершенствованию. Я проводила часы напролет в одиночестве, запираясь в своем собственном мире, в тот период у меня не было практически ни одного близкого друга или подруги.
