Жека все говорил, и время от времени они с Чикой, оба довольные, будто по сто тысяч выиграли, переглядывались. — Такой девочке не помочь — большой грех, — сказал Чика, наливая в рюмки «Белую лошадь». Теперь у нас религия в чести… Бога боюсь прогневить, значит, все сделаем в лучшем виде! За тебя, Вика, за будущую звезду эстрады…
Давай, давай, обещай, все равно я от тебя ни на шаг не отстану, а своего добьюсь, ты еще мало меня знаешь, те, кто узнал, уже поняли, что я своего добьюсь. Еще дома, в Воронеже, когда- в училище училась, я всем сказала, что стану певицей высшего класса, со мной никто не сравнится. Надо мной смеялись, мне лезли уже тогда под юбку и многое обещал и, а я им всем показала, когда в один прекрасный день просто-напросто слиняла из дому, прибрав вещички свои и немного денег на первое время, поехала в Москву, не зная куда еду, зачем… Теперь вот отпаиваю вас виски, кормлю икрой и стерлядью, купленными за СВОИ кровные бабки, и вы все для меня сделаете, потому что у меня, Вики Ермолиной, есть цель, и я не отступлюсь ни на шаг.
После первой рюмки они опьянели, и я стала подумывать, что неплохо бы их накачать сегодня, чтобы самой незаметно исчезнуть, чтобы завтра так долго не отмываться, как было сегодня. Болван и прожектер Жека начал готовить тост, но, слава богу, не в честь меня, а в честь своего друга Юры — «первого музыкального пера» страны, человека, совершившего настоящий переворот в сознании молодежи, повернувшего ее к настоящему року, настоящей попсе… Он еще что-то долго говорил, потом выпил и снова говорил. Я подумала, с чего бы это, и начала им наливать поактивнее, предлагая попробовать. после виски по глотку датского баночного пива, а потом и финского вишневого ликера. После такого коктейля они еще больше опьянели. И тут Жека снова сказал, что хочет произнести тост, и произнес его за их общий бизнес, который на этот раз удался, команда нашлась очень приличная, только надо ее раскрутить, как следует, и все будет в ажуре, он даже готов распрощаться |со своим главным делом (он таинственно на меня посмотрел) и пойти работать в эту команду директором, чтобы держать все нити и ДОХОДЫ в своих руках.
— Сегодня никому нельзя доверять, Юрочка, никому, поверь мне. Особенно когда светят большие бабки. Человек, любой человек, даже самый высокий, при их виде шалеет, ему хочется, чтобы они скорее поползли ему в карман. Сколько людей прогорело на доверчивости, и я не хочу, чтобы мы оказались в их числе.
И тут Чика захохотал, обнажив свои желтые крысиные зубы:
— А почему я должен доверять тебе, Жека? Ты человек слабый, станешь директором и будешь класть в карман львиную долю, а несчастный Юрочка будет вынужден писать копеечные заметки об успехах твоей команды?!
Жека возмутился:
— Ты брось такие шутки, мы друг друга не первый день знаем, я тебя никогда не подводил…
— Не подводил, потому что не было больших денег, — не унимался Юра.
Я не могла понять, шутит ОН или болтает всерьез.
— Пока что вы оба решили меня надуть. Какие еще раскрутки, какие команды, если есть я? — вставила я свои пять копеек.
Они переглянулись, решили, видимо, что дали лишку, и принялись вовсю меня обхаживать. Да, есть у них небольшой планчик, но это дело далекого будущего, а я готовенькая, меня бери, запускай, и все, в том числе и они, будут рады.
— Я в этом не сомневаюсь, только вы, птенчики, со мной: не шутите, я этого очень не люблю, — сказала я и почувствовала, что сама прилично опьянела, это не входило в мои планы, но завтра язык у меня развязался, и я могу сказать им сейчас все, что думаю.
— Если тебя многие. накалывали, то ЭТО не значит, что мы из их числа, — сказал Жека, пытаясь меня обнять. Но я вывернулась и стала над ним с бокалом в руках.
— Будь спокоен, меня накалывали немногие, — ответила я и хотела добавить: а уж таким двум уродам это никогда, не удастся сделать.
— Я лично не сомневаюсь в этом, ты очень умная и расторопная девушка, — попытался меня поддержать Чика.
Я допила свой ликер и очень хладнокровно отметила, что мне неважно, что он обо мне думает — дура я законченная или очень умненькая, лишь бы они не были трепачами, а сдержали свое слово, тем более, что от них ничего особого не требуется, я почти уже раскручена, меня знают в разных тусовках, но этого мало, нужен экран телевизора, несколько нормальных статей в газете Чикина, которая имеет самый большой тираж и которую фанаты зачитывают до дыр.
Они все выслушали, Чика даже начал звонить на телевидение, но я сказала, — что это напрасный труд, голос у него уже нетрезвый, язык заплетается, лучше продолжить приятную встречу, а все дела отложить на завтра. Мы еще выпили, потом Юрка поставил какую-то итальянскую запись, и мы стали танцевать, конечно же, при поцелуях, он вовсю слюнявил меня, а Жека из-за его спины показывал: хватит, мол, заниматься ерундой, пора пройти в опочивальню. Чикин распалялся все больше, он начал стаскивать с меня кофту, а затем юбку, я не противилась: чем раньше все произойдет, тем лучше. Жека пристроился рядом, и они оба поволокли меня во вторую комнату. Здесь было поприличнее, все-таки почти чистота и, главное, окно занавешено тяжелой бордовой шторой. Уже с дивана я их столкнула, сказала, что мне необходимо принять душ и им тоже не мешало бы. Жека после этих слов пробормотал что-то насчет того, что они не учли мой высокий международный класс, сейчас все будет в полном ажуре. Они оба ввалились в ванную комнату, стали меня купать, оба облились с ног до головы, тут же побросали свои вещи, и мы снова оказались на диване. Я с трудом все это вынесла. Мы вернулись к столу, выпили, закурили. Чика был не в духе. Жека меня подталкивал: «Сделай ему хорошо, я тебя очень прошу, ты сама не представляешь, как это важно для тебя». Ладно уж, выполню твою просьбу, будь он проклят, этот Чика, но он от меня не открутится, напишет статью, да такую, как ему скажу.
— Ладно, пошли со мной, — сказала я Юрке и обняла его за шею, — а ты, Жека, отдохни здесь, он парень стеснительный, он любит целоваться, ему нужны чувства. Ты нам будешь мешать…
И я устроила такой спектакль, какого Юрка в жизни не испытывал, мой лучший френд Мишель после подобного спектакля выложил не традиционные сто, а целых двести баков, сказав при этом, что в его родном Брюсселе такого с ним с роду никто не проделывал. А тут какой-то несчастный, возомнивший себя личностью, Чика. Да я бы к нему на пушечный выстрел не подо- шла, у него, не говоря уже обо всем остальном, денег не хватит даже на то, чтобы поздороваться, а он лезет в постель. Чика едва дышал во время нашего «свидания», время от времени он приговаривал: «Я о тебе напишу…» Это вселяло в меня силы и вдохновение. Может оказаться, что и в самом деле овчинка будет стоить выделки. Он со мной не промахнется, во время последней записи на студии композитор, к которому липли все звезды, сказал: «Из тебя, девочка, может получиться атасный человек, никто даже из самых-самых не требовал такой минимальной дрессуры». Я и в самом деле записалась быстро, у меня хоть понятие было о нотах, в отличие от других, у которых запись одного слова, фразы продолжалась сутками. Но за каждую песню я точно так же, как и, они, выкладывала по пять штук, после чего композитор, преспокойно положивший их в карман, ехал ко мне спать. Он ничем не отличается от Чики, который после публикации получит свои бабки, а все сегодняшнее — бесплатная любовная игра.