Но радость Бедржиха оказалась кратковременной. По настоянию отца Бедржих поступает снова в первый класс гимназии, теперь уже в городе Немецкий Брод.
Старый пивовар, который все годы занимался тяжелым физическим трудом, чтобы прокормить большую семью, мечтал о более легкой и обеспеченной жизни для сына. Он стремился дать ему хорошее образование, и неуспехи Бедржиха в йиглавской гимназии очень огорчали его. Франтишек Сметана решил, что основная помеха в занятиях сына — это музыка: из-за нее Бедржих забывает вовремя готовить уроки, забрасывает тетради и учебники. И хотя сам пивовар очень любил это искусство и посвящал ему весь свой досуг, он не допускал даже мысли о том, что его старший сын, надежда всей семьи, может стать профессиональным музыкантом. Слишком тернистым был этот путь… Нет, он хотел видеть сына ученым или знаменитым адвокатом, занявшим почетное место среди видных общественных деятелей какого-нибудь крупного города. И ради этого будущего отец решил заставить Бедржиха бросить на время музыку.
Тихий, маленький городок Немецкий Брод вполне подходил для осуществления планов Франтишка. Музыкальная жизнь здесь не выходила за рамки домашнего музицирования. Единственная маленькая капелла, организованная любителями, выступала очень редко, только по случаю какого-нибудь праздника. Франтишек Сметана, оставивший на этот раз сына без учителя музыки, был уверен, что Бедржиха ничто не будет отвлекать от занятий науками.
И действительно, в Немецком Броде Сметана учился гораздо лучше. Но и музыкой он не перестал заниматься. Среди преподавателей гимназии Бедржих нашел чуткого, опытного наставника. Звали его Карел Шиндларж. Правда, он не был профессиональным музыкантом, но, как большинство чехов, любил музыку и хорошо разбирался в ней. В одном из помещений монастыря, расположенного по соседству с гимназией, был старенький инструмент, предоставленный Шиндларжу.
Здесь была его святая святых. Под низкими монастырскими сводами исчезало различие между учителем и учениками — страсть к музыке порождала равенство. Неважно, был музыкант юн или стар. Яркая одаренность Сметаны обратила на себя внимание Шиндларжа, и он стал приглашать к себе мальчика. Под его руководством Бедржих разучивал новые произведения, знакомился с музыкальной литературой. Все свои ноты, а их у Шиндларжа было довольно много, он предоставил в распоряжение Сметаны. Перебирая пожелтевшие нотные тетради, просматривая музыкальные сокровища, накопленные Шиндларжем, Сметана нашел клавир модной тогда оперы «Цампа» Герольда и веберовского «Волшебного стрелка». С помощью учителя Бедржих впервые изучил по клавирам целые оперы. Все три года, проведенные в Немецком Броде, Сметана занимался у Шиндларжа.
Дружба с Шиндларжем и почти ежедневное музицирование не мешали успехам Бедржиха в школе. Очень скоро он стал одним из лучших учеников. Это явилось прямым следствием той благоприятной обстановки, которая сложилась в гимназии. Почти все преподаватели там были чехи. Немецким языком пользовались только на уроках, а за стенами гимназии все говорили по-чешски. Постоянно общаясь с учениками — на загородных прогулках, домашних вечерах, — педагоги старались привить своим питомцам любовь к родине и родному языку. Они снабжали учеников чешскими книгами, разучивали с ними народные песни, делали все, чтобы пробудить интерес к истории и культуре Чехии. Поэтому неудивительно, что именно из этой гимназии вышли многие видные чешские деятели. Здесь учился, например, Карел Гавличек, чье славное имя вошло в историю борьбы чехов за свою независимость.
Карел Гавличек был немного старше Сметаны, но уже в школьные годы поражал всех необыкновенной смелостью взглядов, точностью и прямотою суждений. Физически крепкий, с неукротимым, буйным нравом, Гавличек везде был первым — и в драке, и в любой игре, и на собраниях студенческого кружка. Юный Сметана быстро попал под влияние этой сильной, незаурядной личности.
В доме, где жил Бедржих, часто собирались гимназисты. С неизменной гитарой через плечо приходил туда и Гавличек. По всем этажам тогда раздавалось пение. Задорные шуточные напевы старых традиционных студенческих песен сменялись песнями лирическими, а те, в свою очередь, уступали место политическим. Особенно популярны были песни, связанные с польским восстанием 1830–1831 годов.
Чехи пристально следили за освободительной борьбой польского народа, втайне надеясь, что победоносный исход ее пробудит дремлющие силы в стране и тем приблизит освобождение от ненавистных Габсбургов. В знак солидарности с польскими повстанцами чешские студенты некоторое время даже носили синие польские шапочки. И когда царское правительство жестоко расправилось с восставшими, чехи переживали эту кровавую трагедию как личное горе.
Много песен, воспевших подвиги польских повстанцев, знали чехи. Текст одной из них — «Присяга тысяч» — был особенно созвучен чувствам чешской молодежи, и Гавличек решил перевести его. Тогда он только начинал пробовать свои силы на литературном поприще. Впоследствии из-под его пера вышло много оригинальных произведений и переводов, в частности чешский перевод нескольких сочинений Гоголя.
Пели гимназисты и песню Шкроупа «Где родина моя». Эта песня слепого музыканта Мареша из пьесы «Фидловачка» Йозефа Кайетана Тыла звучала уже тогда во всех, даже самых отдаленных уголках страны.
Но не только песнями занималась молодежь. На заседаниях «парламента», как называли гимназисты свои собрания, горячо обсуждалась судьба несчастной родины и пути ее освобождения. О возвращении самостоятельности и независимости отечеству мечтало новое поколение. Юные и пылкие, они откликались на каждое проявление стремлений человека к свободе, приветствовали любое революционное выступление. Карел Гавличек, организатор и идейный руководитель кружка, смело говорил о том, о чем многие тогда боялись даже думать.
Слушая Гавличка, Бедржих тоже начинал мечтать о будущем, о том времени, когда он станет музыкантом и будет играть в больших городах, объездит всю Европу. Как Моцарт! А потом вернется домой и начнет сочинять. Много красивых мелодий напишет он. И обязательно оперы. Конечно, на чешском языке. Гавличек обещал научить его писать по-чешски. В своей музыке он воспоет гуситов и Бланик. Да, непременно Бланик! «Если бы проснулись, наконец, спящие рыцари и прогнали Габсбургов, тогда никто не посмел бы заставить чехов учить ненавистный немецкий язык, — думал Бедржих. — И на улицах чехи не прекращали бы беседы при виде полицейского, а учитель истории не уводил бы учеников за город, чтобы там рассказать о героях-гуситах, защищавших родину от захватчиков…»
