— Понятно, — мигом соображает молдаванский старожил Миша. — Дочка вчера ей сказала: «Мама, завтра они снова придут, увидишь. Сиди тихо и никому не открывай». — Бедная тетя Соня, — вздыхает Глед. — Соседка хоть подает ей еду через дверь?..
В любом случае, мы уже знаем, что по этому адресу Мишка Япончик не жил — так безапелляционно заявила тетя Соня. «Но, — сказала она, — рядом, в двадцать третьем, жили его сестры».
Третий адрес
Госпитальная, 23. Напротив дома, в котором играли свадьбу Двойры, сестры Бени Крика. Типичный молдаванский двор одноэтажного дома. Миниатюрные садики, обнесенные штакетником, в каждом садике — столик и лавочка, на каждой лавочке — семья. Болтают, едят сушеную тараньку и маслины, запивая водкой «Московская». «Что ей нужно?» — «Она к Японцу приехала». — «Разойдитесь, — кто-то ревниво оттесняет уже собравшуюся толпу. — Это мой свояк или ваш? Вы, девушка, только со мной разговаривайте. Мишкина жена и моя — родные сестры. Мы с Мишкой свояки».
Свояк Сёма рассказывает: все погибли в Одессе во время оккупации (ни за что не захотели эвакуироваться). Жива только дочь Бени Крика, Аделя Винницкая, она живет в Баку. А Бенина внучка — заслуженная учительница. Сын Сёмы, кстати, тоже учитель. Воспитывает ребятишек в детском доме, на конкурсе современного танца получил вторую премию за хали-гали. «Детский дом — очень ответственная работа. Понимаете, дети иногда хулиганистые, из не очень приличных семей…» Что же касается Мишки, так на Мясоедовской, 22, квартира 2, в первой комнате налево была его спальня…
Четвертый адрес
Мясоедовская 22, квартира 2, первая комната налево.
Инженер Валентина Гаморина, специалист по холодильному оборудованию. Их предприятие экспортирует это оборудование в восемнадцать стран. Задача Гамориной — проверять, не имеется ли в какой-нибудь из этих стран патента на тот вид продукции, который предприятие туда поставляет. Если патент имеется, заводские инженеры немедленно меняют конструкцию изделия.
Про патенты мы говорим шепотом, потому что дочка спит. Устала очень: учится музыке, частным образом, тут, через дорогу, недавно вернулась с урока. На Молдаванке теперь все учатся музыке. Потому что современная Молдаванка — уже не тот старый нищенский район. Люди работают, неплохо зарабатывают, а когда у человека появляются деньги, ему хочется иметь то, что всегда имели те, кому хорошо жилось. Например, пианино. И тогда покупается инструмент, лучше всего немецкий, за тысячу двести, в кредит. И никаких там молодежных гитар. Серьезная музыка, фортепьяно или скрипка. Как Давид Ойстрах, Эмиль Гилельс, Яша Хейфец, Яков Зак. Все они, чтоб вы знали, с Молдаванки.
Средняя музыкальная школа имени Столярского — самая популярная в городе. Двадцать пять кандидатов на место, всесоюзный рекорд. Попасть в эту школу — великая удача. Вот мама Олега Дьяченко, фармацевт, — она бросила работу, чтобы помогать талантливому сыну. Олег в этом году сдал вступительный экзамен к Столярскому лучше всех и в первый день учебного года будет перерезать ленточку. Ленточка непременно должна быть красная и атласная, и бедная мама Дьяченко уже неделю бегает по магазинам. «Можете себе представить: во всей Одессе нет красных лент, — говорит мама Дьяченко, но тут же вспоминает, что разговаривает с зарубежным корреспондентом, который может плохо подумать об Одессе, и поспешно добавляет: — Неудивительно, что лент не хватает. Столько новых объектов в последнее время открывается».
Возвращаемся к Мишке Япончику. Инженер Гаморина слышала, что здесь была его спальня. «И знаете что: мне даже советовали снести вон ту стену. Потому что когда-то это была одна большая комната, и Мишка Япончик сам перегородил ее напополам. Интересно, мог он что-нибудь в этой стене замуровать?»
Одесские дела
«Моряк» попытался вернуть себе былую славу. Пришел новый редактор и несколько молодых репортеров. Однако их усилия наткнулись на сопротивление старого коллектива. «Мы им толкуем: на данном этапе уже по-другому работают. А они удивляются, почему на фото красивая передовичка-крановщица, а не портовый кран».
Задумали возродить былые традиции: путешествия, дыхание большого мира, запах далеких морей… «Соорудим такую маленькую международную газету…» Звонят в доки в Висмаре и в лондонскую корпорацию «Ллойд» — и самих охватывает радостное волнение, потому что уже лет сорок не доводилось звонить в такую даль. Но важнее всего для них собственные одесские дела.
Моряки-отцы на много месяцев уходят в рейсы — газета пишет о воспитательных проблемах.
Моряки-мужья редко бывают дома — отсюда проблема жен. Жены объединились в специальный клуб, куда ни матерей моряков, ни сестер не принимают. Надежда Коваль, председатель, рассказывает, какая в клубе ведется работа: «Политико-воспитательная, культурно-массовая, доклады о международном положении, были уже три беседы о жизни Ленина».
Развернулась дискуссия о молодых. В старину люди верили, что души умерших моряков вселяются в альбатросов и дельфинов, и их не убивали, а сейчас матрос-материалист знает, что нет никакого переселения душ, и стреляет в дельфинов и чаек! Совет ветеранов флота посвящает молодежи специальные собрания. «А то ходят, понимаете, по городу — волосы, как у попа. Увидишь такого — сразу надо фотографировать!»
Прав был Саша Кноп: тогдашней Одессы нет. Все это интересно только старичкам с палочками, которые ходят в краеведческий клуб «Одессика» слушать доклады об Одессе двадцатых годов.
Иногда кто-нибудь скажет приезжему: «Здесь была ночлежка, в которой жил Горький, читали „Челкаш“? А это кабачок „Гамбринус“ — вы, наверно, помните рассказ Куприна».
Можно сесть на скамью и грызть сушеную воблу под пиво и мелодию «Соньки»: Но красивее всех, чтоб я так жил, Сонька с Молдаванки. Разумеется, и кабачок, и скамьи — не те.
А безногий чистильщик обуви на Преображенской не просто чистильщик, он снимался в «Броненосце ‘Потемкин’», помните сцену на лестнице? Иван Андреевич до сих пор вспоминает Эйзенштейна и фильм, потому что у киногруппы была своя столовка, где давали поесть задарма и досыта. «А что, — удивляется он, — неужели даже в Польше слыхали про нашего ‘Потемкина’?»
Но все это дела давние. Сегодня «Моряк» — нормальная советская газета, подобная другим газетам, а Одесса — нормальный советский город, подобный другим городам.
А того «Моряка» нет, и той Одессы, может, тоже не было? Может быть, ее сотворили Паустовский и Бабель? Но это не столь уж и важно.
