Добившись устойчивого положения чикагского репортера, Драйзер начинает подумывать о лучшей работе. Один из более опытных коллег порекомендовал его в респектабельную провинциальную газету, и ноябрьским вечером 1892 года он сошел с чикагского поезда на станции Сент-Луис, чтобы попытать счастья в местной газете «Глоб-демократ».
Драйзеру уже шел двадцать второй год. От матери он унаследовал сочувствие к людям, трудолюбие и мечтательность, от отца — серьезность, честолюбие и упрямство. По временам эти черты характера сталкивались, и их обладатель сам не мог понять, чего же он хочет. Ему одновременно хотелось быть святым и повесой, поэтом, бессребреником и промышленным магнатом.
Он по-прежнему часто задумывался над смыслом жизни, пытался понять предназначение человека в этом мире, искал свою собственную «теорию существования». Эти нравственно-психологические искания молодого журналиста то приводили его к чтению работ Ницше, то толкали к более глубокому познанию окружающей его жизни, заставляли пристальнее вглядываться в хитросплетение человеческих взаимоотношений, размышлять о проблемах богатства и бедности, труда и безделья, любви и ненависти. Его ищущая натура искала выхода, и он находил его в упорном труде.
Знакомство с Сент-Луисом и сравнение с Чикаго было явно не в пользу первого — запущенные тротуары, сонные жители, расслабляющая атмосфера глубокой провинциальности, хотя город в то время насчитывал уже около полумиллиона жителей. Однако возвращаться назад было поздно, Теодор отправился в редакцию. «Глоб-демократ» был ведущей городской утренней газетой, стоявшей на платформе республиканской партии. Восьмиэтажное здание редакции и типографии выглядело довольно внушительно.
Новый репортер сразу же с головой окунулся в работу. Прошло совсем немного времени, и ему доверили вести в газете постоянную рубрику «Услышано в коридорах», авторами которой всегда были журналисты с опытом и воображением. Мало-помалу Драйзер установил дружеские отношения с некоторыми сотрудниками газеты — репортером Бобом Хазардом, художниками Петером Маккордом и Ричардом Вудом. Особенно сильное впечатление произвели на него двое последних, какое-то время он пытался подражать им и в манерах, и в одежде, любил проводить вечера в их совместной квартире-студии или сопровождать их в походах по злачным местам.
Работа в газете шла своим чередом. Теодор освещал убийства и ограбления, брал интервью у заезжих знаменитостей, вел умные многозначительные беседы с местными политическими деятелями. Случалось, что в один и тот же вечер он писал репортажи с веселого городского бала, а часом позже, как был — в вечернем костюме, в белоснежной рубашке, с накрахмаленной манишкой, — уже находился в грязной комнате, на месте очередного убийства, и забыв обо всем, страдал над описанием только что увиденной трагедии.
Однажды он получил письмо от своей близкой приятельницы из Чикаго, с которой он не удосужился попрощаться перед отъездом. «Прошлой ночью я стояла у окна и смотрела на улицу. Ярко сияла луна, а безжизненные зимой деревья гнулись от ветра. Я видела отражение луны в небольшом озере неподалеку. Оно отливало серебром. О Тео, мне так хочется умереть». Через двадцать лет в одном из своих романов он процитирует это письмо почти дословно, но теперь он даже не ответил на него.
Работа в газете нравилась Теодору, и он не жалел ни времени, ни усилий, чтобы раздобыть интересный материал. В январе 1893 года он оказался единственным газетчиком, сумевшим вовремя прибыть на место большой железнодорожной катастрофы. Он помогал пострадавшим, вместе с ними укрывался от все еще взрывавшихся цистерн с бензином, расспрашивал очевидцев, а затем с попутным поездом добирался до города и до полуночи писал свой репортаж, который утром на первой странице газеты читал весь город.
— Отличная работа, — похвалил его редактор, выдал 20 долларов в качестве премии и повысил зарплату до 25 долларов в неделю.
Ободренный успехом, Драйзер вскоре просит, чтобы его назначили на освободившееся место театрального критика. Редактор соглашается с условием, что он по-прежнему будет выполнять и все другие задания. Теперь Теодор по вечерам ходит в театр и на концерты, пишет для газеты короткие отчеты о новых спектаклях, чувствует себя своим человеком в мире актеров и актрис. Не обходится без неприятностей. Увлеченный пением негритянской актрисы С. Джоунс, которую поклонники сравнивали со знаменитой Патти, он пишет восторженный отчет о ее концерте, а на следующий день, к своему удивлению, читает в конкурирующих газетах издевательские намеки на то, что его редактор является «большим покровителем искусства черных».
Вскоре Драйзер попадает в настоящую беду. Однажды вечером он должен был дать отчет о трех новых постановках приезжих театральных трупп. Но так получилось, что за несколько часов до начала спектаклей редактор послал его в отдаленный район города дать репортаж о сенсационном ограблении. Вместо того чтобы отказаться от написания театральных отчетов, Теодор решает сделать их по имеющимся у него рекламным материалам, а затем, поздно вечером, сверить написанное, забежав на несколько минут в каждый из театров. Но выезд на место преступления занял значительно больше времени, чем предполагалось, и по возвращении идти в театры было уже поздно. На следующее утро театральные отчеты были напечатаны в газете слово в слово, как их написал Драйзер. А изумленный автор узнал из других газет, что ни один из спектаклей в действительности не состоялся, так как театральные труппы не смогли вовремя прибыть в город из-за размывов пути на железной дороге.
Теодор не посмел идти объясняться с редактором, тайком собрал свое имущество и покинул редакцию. На следующий день ни одна из городских газет не преминула высмеять «полеты мысли» и «сверхъестественные способности» редактора «Глоб-демократа». Об истинном же авторе отчетов в газетах не было ни слова. Тем не менее Теодор опасался показаться в облюбованном журналистами баре Хаккетта, чтобы не вызвать насмешек и издевок.
Неделю он сидел фактически взаперти, а затем, оставшись без денег, набрался храбрости и отправился просить работы в конкурирующую с «Глоб-демократ» газету «Рипаблик». К его удивлению, редактор отдела городской жизни добродушно посмеялся над всей историей и тут же взял его репортером с оплатой 18 долларов в неделю. Теодор не мог не радоваться, что все обошлось так просто.
Снова он с головой уходит в работу, стремится показать, на что он способен. Редактор, как правило, дает ему неплохие задания и почти всегда остается доволен его работой. «Описывай все детали, которые знаешь, — советует редактор, — следуй за фактами, как бы далеко они тебя ни увели… И помни, как работали Золя и Бальзак, мой мальчик, помни Золя и Бальзака. В подобных случаях нужны и голые факты, и щедрое описание места происшествия, комнаты, общей атмосферы, участников, улицы и тому подобного. Ты меня понял?» Теодор согласно кивал головой, хотя он никогда раньше не читал ни Золя, ни Бальзака. Он уже хорошо усвоил, что знание и понимание фактов, а также точное описание деталей очень важны в работе газетчика. В душе он обещает себе обязательно прочесть книги Золя и Бальзака, о которых так высоко отзывается редактор.
