(И Ковальченко)
Зато эта возня до крайности обострила обстановку в деревне, вроде бы умиротворенную карательными отрядами.
Князь М. М. Андроников, которого уж никак нельзя назвать левым, докладывал великому князю Николаю Николаевичу:
«Конечно, путем репрессий и всякого рода экзекуционных и административных мер удалось загнать в подполье на время глубокое народное недовольство, озлобление, повальную ненависть к правящим, – но разве этим изменяется или улучшается существующее положение вещей?…В деревне наступает период “самосуда”, когда люди, окончательно изверившись в авторитет власти, в защиту закона, сами приступают к “самозащите”… А убийства не перечесть! Они стали у нас обыденным явлением при длящемся “успокоительном” режиме, только усилившем и закрепившем произвол и безнаказанность административных и судебных властей».
Куда доехал «столыпинский вагон»
Другим направлением столыпинской реформы была переселенческая политика. С ним связано появление «столыпинского вагона». Он прославился позже – когда в нем стали перевозить заключенных. В качестве «зэковозов» вагоны стали использовать еще до революции. Однако первоначально они были созданы именно для переселенцев. Этот вагон напоминал сегодняшний плацкартный (тогдашний вагон третьего класса). Были еще две особенности. Вместо последнего «купе» имелось большое багажное отделение. Кроме того, верхние полки в «купе» заменялись на сплошные нары. (При переделке этого вагона в вагон-зак убрали боковые места и поставили перед всеми «купе» решетки.) А вот почему переселенческие вагоны стали переделывать в транспорт для зэков? Потому что переселенцы закончились.
Вот эти вагоны, загруженные переселенцами, и покатили в Сибирь.
На самом деле крестьяне не особо рвались переселяться. Вот характерные высказывания в крестьянских письмах:
«Если вы уже очень хвалите Сибирь, то переселяйтесь туда сами. Вас меньше, чем нас, а, следовательно, и ломки будет меньше. А землю оставьте нам».
«Мы понимаем это дело так: спокон веков у нас заведен обычай, что на новое место идет старший брат, а младший остается на корню. Так пускай и теперь поедут в Сибирь или в Азию наши старшие братья, господа помещики, дворяне и богатейшие земледельцы, а мы, младшие, хотим остаться на корню, здесь, в России».
«…Требуем во что бы то ни стало отчуждение земли у частновладельцев-помещиков и раздачи ее безземельным и малоземельным крестьянам. Казенных земель у нас нет, а переселяться на свободные казенные земли в среднеазиатские степи мы не желаем, пусть переселяются туда наши помещики и заводят там образцовые хозяйства, которых мы здесь что-то не видим».
Но кто-то ехал.
«В новые районы отправлялись в основном молодые семьи, имевшие средние наделы. Они выходили из общины, закрепляли землю в свою собственность. Затем продавали ее. К вырученным деньгам прибавляли кредиты и отправлялись искать счастья за Уралом».
(А. Шлыкова)
Снова обратимся к цифрам.
Переселение крестьян на новые земли
(в тыс. чел.)
В виде графика это выглядит так.
Черная линия – уехавшие, серая – вернувшиеся.
Тут все не так однозначно, как в случае с приобретением земли в собственность. Однако имеется и сходство. Пик переселенцев приходится на самое начало мероприятий Столыпина – на 1907–1908 годы. Что и понятно. Наиболее рисковые ребята двинулись в Сибирь. Однако число таких людей не слишком велико. Тем более, что знали тогдашние крестьяне о Сибири? Да только то, что туда отправляют на каторгу. В хорошее место каторжников гнать не будут. Но, тем не менее, кое-кто поехал. Дальше начинает расти число «возвращенцев». Разумеется, эти две тенденции напрямую взаимосвязаны, что хорошо видно на графике. Чем больше возвращались – тем меньше находилось охотников ехать.
А почему они возвращались? Многочисленные свидетельства говорят об очень плохой организации процесса. И это объяснимо. Чиновники просто никогда с таким не сталкивались. Да и Столыпин слишком гнал реформу – толком не подготовились. Хватало, разумеется, воровства и прочих злоупотреблений. За Уралом нравы были вообще веселые – каждый начальник чувствовал себя мелким царьком и плевать на всех хотел.
Имелось и еще одно обстоятельство. Столыпин, по многочисленным отзывам его подчиненных, в качестве министра проявил себя не с лучшей стороны. То ли слишком увлекся политическими играми, то ли не обладал нужными способностями. Так, при нем каждый департамент жил собственной жизнью, никакой координации не наблюдалось. А ведь при осуществлении переселенческой политики требовалась как раз очень четкая координация между разными структурами и взаимодействие с другими ведомствами.
Одной из главных проблем было обеспечение крестьян всем необходимым. Ведь деньги – не самое важное. Надо, чтобы имелся в наличии скот, инвентарь, семенное зерно, продовольствие на год, до первого урожая. Об этом были даны распоряжения, но… Как всегда бывает – далеко не везде сумели организовать. Те же проблемы наблюдались и с отводом земель. К тому же начались конфликты. Сибирь, конечно, бескрайняя, но приезжие совсем не рвались селиться в глухой тайге, желали в населенных местах…
Критическим моментом стал 1911 год. Тогда вернулась треть уехавших. Это уже была катастрофа. Нередко такое большое количество вернувшихся и малое – уехавших объясняют разразившимся в 1911 году очередным массовым голодом. Однако снова глядим на график – версия не соответствует действительности. Тем более что от голода, как показывает практика, бегут в любую сторону.
А вот затем процесс переселения, хоть и медленно, но начал идти. И опять же – после смерти «великого реформатора»!
И вот что забавно. Переселенцы на новых местах стали… организовываться в общины!
А каковы итоги переселенческой политики? Для Сибири они положительны.
«В целом успехи переселенческого движения были неоспоримы. Совершился громадный скачок в экономическом и социальном развитии Сибири. Население региона возросло на 153 %. Переселенческие поселки превращались в большие населенные пункты, развивавшиеся на основе местного самоуправления. Если до реформы в Сибири происходило сокращение посевных площадей, то за 1906–1913 гг. они были расширены на 80 %. По темпам роста животноводства Сибирь также обгоняла Европейскую Россию.
Приток переселенцев и свободное, не отягощенное сословными барьерами развитие рыночных отношений привели к широкому распространению в Сибири прогрессивных форм организации аграрного производства. Транссибирская магистраль способствовала превращению Сибири в ведущий регион страны по производству товарной продукции сельского хозяйства и объему покупок сельскохозяйственной техники. Сибирские города и села становились центрами оживленной торговли сельскохозяйственной и промышленной продукцией.
