- Товарищ гвардии капитан, самолет к полету готов!
- Как? Неужели готов? - удивился я. - Вот уж никак не думал!
- Всю ночь работали, товарищ гвардии капитан.
Как не порадоваться замечательной работе этих неутомимых тружеников инженеров и механиков! Порой они делали невозможное, возвращая поврежденные самолеты в строй.
- Тогда подвешивайте бомбы, скоро вылет, - сказал я механику.
- Нельзя бомбы. После такого ремонта машину положено облетать, возразил Панченко. - Тримера и рули поворота меняли.
- Верно, - согласился я. - Облетать надо.
Я вспомнил как два месяца тому назад облетывал Пе-2 после ремонта стабилизатора. Перед стартом, как положено, двумя импульсами, перевел тример руля высоты на пикирование и пошел на взлет. Оторвавшись от земли, самолет вдруг стал поднимать нос, да так, что у меня едва хватило сил для того, чтобы отжать штурвал от себя. А когда шасси убрались, машина начала, теряя скорость, еще больше кабрировать. Теперь уже и двумя руками я не в силах был ее удержать. Стоило ей потерять скорость, и она свалилась бы в штопор.
"Неужели струбцины не сняты?" - с тревогой подумал я и передал стрелку-радисту:
- Осмотри рули глубины.
- Все нормально, - доложил стрелок-радист.
Руки немели от усталости. Губанов поспешил мне на помощь. Мы вместе начали отжимать штурвал вперед. Я дал еще два импульса тримерами на пикирование, но облегчения не наступило. С помощью штурмана я развернул машину и с трудом приземлился. Как потом выяснилось, при замене стабилизатора ремонтники подключили электропровода к тримеру в обратном порядке. Поэтому вместо пикирования тример срабатывал на кабрирование.
И вот сейчас, пригласив штурмана и воздушного стрелка-радиста к самолету, я внимательно осмотрел его, проверил работу тримеров, запустил моторы и только после такого контроля поднялся в воздух. Машина вела себя в полете хорошо - значит, ремонт выполнен правильно. Спасибо вам, друзья-техники.
Когда я после посадки пришел на КП, командир полка уже ставил боевую задачу. Увидев меня, Усенко спросил:
- Как самолет?
- Готов, товарищ гвардии майор, оружейники подвешивают бомбы.
- Тогда пойдете со второй девяткой. Ясно?
- Ясно.
Такой вопрос Усенко всегда задавал при постановке задачи. В нем проступала не привычка, а внутренняя потребность командира убедиться в том, правильно ли понял подчиненный суть его распоряжения.
- А вы, товарищ Сохиев, будете запасным, - продолжал Усенко. Штурманом с вами пойдет парторг Восков. Вылетайте только в том случае, если у кого-либо самолет окажется неисправным.
Я взглянул на Сохиева. По лицу его скользнула тень недовольства, но он промолчал. Его бы, конечно, не поставили запасным, если бы штурман Василий Мельников не заболел.
- Имейте в виду, - предупредил нас командир полка, - издыхающий враг избегает драться с нами в открытую, боится. Теперь он нападает исподтишка, ударит разок и сразу же скрывается. Вот почему сейчас нам следует быть особенно осмотрительными.
В тот день в воздух поднялись все три девятки. Неисправных самолетов не оказалось. Сохиев тоже не захотел оставаться на земле. Он взлетел двадцать восьмым и пристроился к последней группе. В воздухе Усенко ничего не сказал Сохиеву. Он понимал, что, рискуя собой, летчик действовал в общих интересах, хотя и нарушил его указание. За такое на войне не осуждают.
Отбомбились мы и на этот раз удачно. Еще один транспорт с гитлеровцами был отправлен на дно. Последним от цели уходил Сохиев. Но что это? Он взглянул на "пешку", к которой пристраивался, и ужаснулся. Под самолетом на тросе, словно маятник, раскачивалась стокилограммовая бомба.
- Бойцов, у тебя зависла бомба, - открытым текстом передал летчику Сохиев.
Услышав это, Бойцов шарахнулся в сторону. Еще! бы! От случайного прикосновения бомба может взорваться и уничтожить самолет.
В опасном положении оказался Бойцов, но чем ему помочь? Мне вспомнилось, как в апреле 1944 года в аналогичной ситуации погиб экипаж гвардии младшего лейтенанта Н. Ф. Красикова. Оа возвратился с задания с зависшими бомбами, которые при посадке отделились от самолета, ударились о землю и взорвались.
- Гриша, передай Бойцову, пусть штурман продублирует аварийный сброс бомб, - сказал Губанов стрелку-радисту.
Бойцов ответил, что уже дублировал. Кто-то советовал ему спикировать, чтобы оторвать бомбу. Но летчик не торопился. До береговой черты было еще далеко, а до аэродрома и того дальше.
Много было передумано Бойцовым в эти полные напряжения минуты, но одна мысль тревожила больше других: как избавиться от опасного груза? У него уже зрело решение покинуть машину, как бомба вдруг сама оторвалась и пошла вниз. Через несколько секунд в море взметнулся водяной столб. И у каждого из нас сразу же отлегло от сердца.
Море осталось далеко позади. Под крылом чернела освободившаяся от снега земля. Вот и река Неман. Не сдержали ее берега бурного потока вешних вод. Нашим взорам открылась величественная картина разлива. Она вызывала чувство приближения чего-то большого и радостного. Под натиском советских войск рушились последние укрепления отступающего врага.
Когда мы приблизились к аэродрому, внезапно налетел шквальный ветер. В плотном строю стало держаться трудно.
- Всем рассредоточиться, - передал по радио Усенко, чтобы избежать столкновения самолетов.
Ведомые увеличили интервалы и дистанции. И все же летчикам приходилось прилагать немалые усилия, чтобы удержать машины в горизонтальном полете. Порывы ветра, как пушинку, бросали самолет. Он то падал к земле, будто теряя всякую опору, то стремился ввысь, то резко кренился.
В районе аэродрома тоже дул сильный боковой ветер. Над командным пунктом неистово трепыхалась полосатая "колбаса".
В баках иссякали последние литры горючего. Всем двадцати восьми самолетам нужно было немедленно садиться, причем на весьма ограниченную металлическую полосу. Ее размеры составляли всего шестьдесят метров в ширину и тысяча восемьсот в длину. Чуть промахнешься - и неизбежна авария: колеса увязнут в раскисший грунт по самые мотогондолы.
Ведущий распустил строй "петляковых", и посадка началась. Облегченные после длительного полета машины летчики с трудом удерживали на полосе.
Вот на посадку пошел молодой летчик гвардии лейтенант Ф. Е. Упит. Когда он на высоте не более метра выровнял самолет, сильный порыв ветра отнес его в сторону. Машина коснулась земли у самой кромки полосы. На пробеге ее еще больше потянуло влево. Одним колесом она скатилась в грязь, резко развернулась, подмяв под себя правую стойку шасси, и остановилась. А в это время на посадку уже зашел другой самолет, который пилотировал гвардии лейтенант И. А. Горбунов. Этого летчика тоже постигло несчастье: его бомбардировщик выкатился за пределы полосы и встал на нос, погнув оба винта.
