- Хорошо, - сказал комэск, - пусть летит. Не зря говорят, что у птицы крылья крепнут в полете.
И вот 8 мая 1945 года в воздух были подняты все исправные самолеты. Полк четырьмя группами под прикрытием истребителей направился бомбить Либаву. В строю пикировщиков впервые занял свое место и экипаж Максимова.
Через порт Либава гитлеровцы продолжали снабжать оружием и продовольствием отрезанную и прижатую к морю курляндскую группировку. По данным воздушной разведки, там стояло под разгрузкой около двадцати транспортов.
Полет к цели проходил спокойно. Мы уже приближались к Либаве, когда кто-то из летчиков нарушил тишину в эфире. Прислушавшись, я узнал голос Максимова. Он докладывал ведущему, что из-за какой-то неисправности у него выпустились тормозные решетки. Самолет начал отставать от строя. "Надо же, с досадой подумал я, - в первом полете и так не повезло!"
Усенко приказал Максимову возвратиться на аэродром. Но летчик, все больше отставая, продолжал следовать к цели. Наконец он совсем потерялся из виду.
Мы успешно отбомбились и уже отошли далеко от порта, как в эфире снова послышался голос младшего лейтенанта:
- Я Максимов. Иду бомбить Либаву.
Больше никаких донесений по радио от него не поступило. Мы не на шутку встревожились. Но когда сел последний самолет нашей группы, над аэродромом вдруг появился Пе-2. Это был Максимов.
- Вернулся! - воскликнул Савичев.
Усенко не сводил глаз с самолета Максимова, пока тот не приземлился.
- Видишь, командир? - снова не сдержался улыбающийся замполит. - Ничего с ним не случилось!
На лице командира полка тоже проступила едва заметная улыбка. Но тут же глаза его снова посуровели.
- Как не случилось? - резко ответил Усенко. - Неслыханная расхлябанность в воздухе, невыполнение распоряжения, несоблюдение радио дисциплины. Сколько нарушений сразу!
И, повернувшись к Барскому, строго добавил:
- Максимова ко мне!
- Товарищ командир... - бодро начал докладывать подошедший Максимов, но Усенко прервал его:
- Вы что, поиграть в войну вздумали? Отвечайте!
Максимов молчал, потупив взгляд. Потом совсем упавшим голосом сказал:
- Не мог я возвратиться. Ведь первый боевой полет. Усенко глубоко затянулся папиросой и с силой выдохнул густой дым.
- За смелость хвалю, - уже спокойнее заключил он. - А за недисциплинированность в воздухе объявляю пять суток ареста. Идите.
Неприятный разговор с командиром, однако, не погасил у Максимова чувство радости: все-таки первое боевое задание он выполнил!
Сидеть на гауптвахте Максимову не пришлось. Утром 9 мая пришла радостная весть о безоговорочной капитуляции фашистской Германии.
Наступил день победы. Сколько лет мы ждали его! В ту минуту нам, без устали шагавшим по кровавым дорогам войны, очень трудно было выразить свои чувства. Мы обнимались, целовались, резвились, как шаловливые дети.
- Я же говорил когда-то, - вспомнил свою шутку гвардии лейтенант С. М. Сухинин. - Стоит Максимову хотя бы один раз слетать на боевое задание - и война сразу кончится!
Кто-то запел песню, слова которой теперь воспринимались с каким-то особым смыслом:
Я другой такой страны не знаю, Где так вольно дышит человек...
Все дружно подхватили знакомую мелодию, но нас прервал подошедший посыльный.
- Командирам эскадрилий и их заместителям, - объявил он, - немедленно явиться на командный пункт полка.
На КП, к нашему удивлению, царила прежняя деловая обстановка. Усадив нас за стол перед разложенной картой, командир полка сказал:
- Гитлеровская Германия разбита. Но отдельные группировки фашистских войск еще оказывают сопротивление. Противник не отказался от попытки уйти на судах в Швецию и Норвегию. Полку приказано привести самолеты в боевую готовность и ждать сигнала на вылет.
К нам снова вернулось прежнее состояние, каждый понял, что для нас война еще не кончилась.
Едва мы возвратились на стоянку, как последовало приказание: "Уничтожить транспорты, обнаруженные в море. Вылет эскадрильями с десятиминутным интервалом".
- Эскадрилью поведешь ты, - сказал мне гвардии капитан А. И. Барский. Действуй внимательно и осторожно. - И после небольшой паузы добавил: - Все экипажи должны вернуться. Может быть, это последний вылет.
В его голосе, твердом и властном, слышалась также своеобразная просьба, с которой обращаются к верному другу в решительную минуту жизни.
- Постараюсь, - заверил я командира.
Первой в воздух поднялась эскадрилья Героя Советского Союза гвардии капитана Н. Д. Колесникова. Появившись над морем на высоте двух тысяч метров, она встретилась с восьмибалльной облачностью. Ведущий приказал снизиться под облака. Здесь летчики сразу же обнаружили караван из четырех транспортов и пяти десантных барж. Атаковав его с горизонтального полета, они подожгли один корабль.
Вторая группа "петляковых", которую вел гвардии старший лейтенант А. П. Аносов, попала в районе цели в сплошную облачность. Караван судов летчики не нашли и нанесли удар по двум случайно подвернувшимся тральщикам, шедшим курсом на Швецию. Один из них был потоплен.
Третью группу пикировщиков в тот день пришлось вести мне. Собравшись на аэродроме, мы взяли курс на запад. Нас сопровождали два "яка".
- Командир, - обратился ко мне воздушный стрелок-радист Г. Г. Лысенко, - Колесников передал по радио, что над целью облачность высотой два километра.
Неважное сообщение. О такой высоте обычно говорят: ни туда ни сюда. Посоветовался с Губановым. Решили идти к цели под облаками.
В море нам частенько попадались отдельные транспорты и малые корабли. Они стояли с поднятыми белыми флагами.
- Сдаетесь, мерзавцы! - глядя на них, торжествовал Губанов. - Давно бы так!
Вдруг слышу четкое обращение ко мне по радио:
- "Сирень-двадцать два", я - "Сирень", возвращайся домой. Бомбы сбрось на полигоне.
"Сирень-22" - это мой позывной. Не хочет ли противник ввести меня в заблуждение?
- Лысенко, запроси аэродром, пусть еще раз подтвердят приказание.
Через минуту я услышал голос Усенко. Командир полка, обращаясь без позывных, лично приказал прекратить выполнение задания и возвратиться на аэродром. Сомнения отпали. Я развернулся, привел эскадрилью на полигон и сбросил бомбы.
Когда мы возвратились домой, на аэродроме царило необычное оживление. На стене аэродромного домика висел лозунг: "Да здравствует день Победы 9 Мая 1945 года!" К нему поочередно подходили группы летчиков и фотографировались на память.
Боевая готовность с полка была снята. Всем, кроме дежурного звена, предоставлялся отдых.
Наступил мир. Четыре года мы думали о нем. Ради него мы пошли на фронт, ради него отдали жизнь наши друзья.
