Теперь картина получалась совершенно другая.
Белые, заняв Кремль и вышвырнув из него обезоруженных солдат 56-го батальона, сейчас же побежавших к совдепу с просьбой о выдаче им винтовок, — распространившись коротким радиусом вокруг Александровского военного училища, оказались, как в ловушке, в кольце разбольшевиченного гарнизона и рабочих кварталов Москвы. Эти кварталы были немедленно вооружены; все районные комитеты большевиков превратились в военные штабы, организовавшие наблюдение и патрулирование. Те одиночные сторонники борьбы с большевиками, которые после момента начала восстания пожелали примкнуть к белым, уже не имели возможности этого сделать!
Восставшие, имея полный успех во всех пунктах своего первого удара, этого успеха расширить не могли. Помощи им было ждать неоткуда — полное уничтожение белых было только вопросом нескольких дней. Спасти их могло только чудо — помощь со стороны фронта. Эта помощь была обещана, но обещания не могли быть выполнены: Викжель, исполнительный комитет союза железнодорожников, пресек всякое продвижение к Москве воинских частей. Правда, и в 1905 году забастовавшие железные дороги попытались было не пропускать гвардейцев к Москве, но в то время Риман и Мин сумели преодолеть упорство путейцев.
И ослепшая Москва озарилась пожарами. Вся артиллерия была сосредоточена в руках красных, и они без жалости забрасывали город снарядами. Рабочий Муралов и прапорщики Аросев и Павлов руководили действиями вооруженных сил большевиков. Кремль они оставили в покое — белые, занявшие святыню столицы, сами себя изолировали в нем. Их лишь не выпускали из ворот.
Свой первый и самый решительный удар они направили против Никитских ворот, то есть против того пункта города, где обе Никитских, Большая и Малая, пересекались бульварами. Здесь был конец того радиуса, который, как из центра, исходя из Александровского военного училища, приближал белых к совдепу. Далее этого места они продвинуться не смогли и сосредоточились в здании студенческой Троицкой столовой, замыкавшем конец Тверского бульвара. К этому же зданию слева, если стать лицом к противнику, подходило устье Бронной.
Начальником отряда, занявшего Троицкую столовую, был Миша Мухин; фактически же командовал отрядом поручик Николай Мухин. В момент начала восстания в отряде было восемьдесят пять юнкеров и некоторое количество штатской, преимущественно студенческой молодежи. Связь со штабом Мухины поддерживали сначала городским телефоном, потом, когда он перестал действовать, — посыльными. Еще приходил к ним из училища броневик, единственный, которым располагали белые.
Первое донесение поручика Мухина в штаб:
«Продвинулись в сторону памятника Пушкина до половины Тверского бульвара. У памятника сосредоточены значительные силы красных, которые ведут по моей наступающей цепи беспорядочный и безрезультатный огонь. Выбить красных легко, они едва висят. Но я не могу далеко отрывать свои главные силы от Троицкой столовой, ибо на нее по Большой Никитской тоже обозначается наступление: красные текут по Чернышевскому переулку. Как прикажете поступить? Поручик Мухин. Три часа ночи».
Приказание:
«Отбросить красных от памятника, чтобы освободил, выход на Тверскую и открыть подступы к совдепу. Очистить Никитскую послан броневик».
Пятый час ночи. Никитские ворота и Тверской бульвар обстреливает тяжелая артиллерия красных, но снаряды ложатся правей, в район, занятый самими же большевиками. В те минуты, когда гул канонады затихает, слышны их отдаленные вопли. Трескотня винтовочных выстрелов не прекращается ни на минуту, пули поют высоко над деревьями бульвара.
— Ну, Миша, пошли! — говорит поручик Мухин. — Эта сволочь сейчас же убежит, помяни мое слово!
— Конечно! Не в «ура» ли их сразу?
— Нет, еще далеко. Выдохнемся! — и подносит к губам холодный никель свистка.
Миша, ты у левой ограды, я у правой. По траве, между стволами деревьев, — трель свистка. — Юнкера, в атаку! За нами, вперед. Смыкайтесь ко мне и прапорщику! Живо, живо!
И каждый слышит свое и своих соседей учащенное дыхание, слышит топот ног, звяканье оружия и изо всех сил сжимает цевье и шейку приклада. А впереди, в просвет аллеи бульвара, всё яснее чернеет что-то высокое, мощное. Неужели уже памятник Пушкину? Да, он!..
— Ура! — это басистый голос начальника, и сразу за ним многоголосое, беззаветное, яростное русское: — Урррра-а!
И памятник взят. У подножия его несколько трупов, один из них повис животом на чугунной цепи, обводящей монумент. Площадь с высокой, стройной башней колокольни Страстного монастыря впереди — совершенно пуста. Направо и налево уходит Тверская. Направо — только два квартала отделяют отряд Мухиных от совдепа. Если занять его, если захватить внезапным Ударом всю большевистскую головку — это победа восставших, полная победа белых! Но надо это делать сейчас, сейчас же, немедленно, иначе будет поздно!
— Миша!
— Я, Коля. Что?
— Рванем?
— Маловато нас!
— Знаю! Но пока свяжешься со штабом… Ах, хоть бы од роту еще, ротишку одну! Всё равно, надо попробовать. Если бы наш броневик дунул сейчас по Чернышевскому к совдепу! Юнкера, вперед! Миша, ты опять по левой стороне, жмись к домам — по правой.
Отряд вытягивается на Тверскую. И сейчас же впереди крики; слышно, как там вопят:
— Идут, вот они… Идут!
— Броневик сюда! Товарищи, где броневик?
— Не ори ты, гад! Тише… Самому штык в брюхо вгоню!
Впереди тяжелые шаги большой колонны, приближающейся медленно, но неуклонно.
— Матросы, матросы! — истерически-радостно кричит женский голос впереди, из кромешной тьмы Тверской. — Прибыли из Петрограда! Товарищи, братья!
Слева, у Миши, затарахтел «люис», тявкнул кольт рядом с поручиком Мухиным. Тьма впереди ахнула, шарахнулась криками и загрохотала огнем. Матросы остановились, атака не удалась. Они залегли и стали отвечать огнем многих пулеметов. Далеко не долетев до юнкеров, громогласно лопнула ручная граната.
Потом впереди застучало несколько автомобильных моторов: шли броневики. Поручик Мухин спешно отвел свой отряд обратно к памятнику Пушкина. В отряде были потери. Но броневики вернулись на площадь. Их было два, и их огонь насквозь простреливал прямой Тверской бульвар.
V
С рассветом обстрел красными районов Москвы, занятых юнкерами. стал интенсивнее и метче. От тяжелого снаряда, предназначавшегося Троицкой столовой, вспыхнул пожар в многоэтажном доходном доме Рябушинского, фасадом своим выходившем на Тверской бульвар.
