Замкнувшись в себе, король мало общался с приближенными. Это был самый длинный период пребывания в столице за всю его жизнь. Мрачными мартовскими днями Ричард пристрастился к охоте — до сих пор он не проявлял особого интереса к подобному времяпрепровождению. Король посылал людей в Уэльс и даже на континент за ловчими ястребами и соколами. Его привлекали просторы английских полей и лесов, где он пытался найти облегчение от душевных страданий. В своем одиночестве Ричард почувствовал более тесную эмоциональную связь с внебрачным сыном Джоном, судьба которого раньше короля не сильно заботила. Он назначил его 11 марта капитаном Кале и с нескрываемой теплотой отзывался о нем: «Наш дорогой сын, бастард Джон Глостерский, чья живость ума, ловкость тела и склонность к доброму поведению дают нам, хвала Господу, большую надежду на его хорошую службу в будущем»{109}.
Королева проболела два месяца и умерла 16 марта во время солнечного затмения. Ее похоронили в Вестминстерском аббатстве рядом с южной дверью, ведущей в часовню Святого Эдуарда Исповедника, со всеми почестями, приличествующими королеве. По свидетельству современников, она была красивой, любезной и обходительной особой, а ее поведение похвальным и добродетельным.
Тело Энн еще не было опущено в могилу, а в высших кругах Лондона уже начали гулять слухи, что отправиться на тот свет ей помог не кто иной, как Ричард III, замысливший взять в жены свою племянницу Элизабет, дочь Эдуарда IV. В качестве доказательства — только подумать! — приводился тот факт, что на рождественских праздниках королева и Элизабет были одеты в одинаковые платья. Источником этих слухов, скорее всего, были изгнанники, обосновавшиеся во Франции. Им явно недоставало подлинных обвинений в адрес короля, и они хватались за любую, даже самую бессмысленную попытку опорочить его. Это было подготовкой почвы для вторжения, которое становилось возможным после окончания периода штормов и распутицы. Требовалось всколыхнуть страну, вошедшую после подавления мятежа 1483 года в период относительной стабильности на международной арене и внутреннего спокойствия. Периодически Ричард назначал комиссии ойе и термине по факту выявленных то там, то тут преступлений против королевского мира, но попытки рассеянных по стране агентов Генри Тюдора никак не могли возбудить в народе сколь-либо серьезного недовольства.
Слухи о намерениях Ричарда вступить в кровосмесительный брак, несмотря на всю их абсурдность, распространились так широко, что обеспокоили даже ближайших королевских советников — Уильяма Кэтсби и сэра Ричарда Рэтклиффа. Те решились представить королю доводы богословов, что союз в такой близкой степени родства не сможет разрешить даже папа. Они также намекали, что Север воспримет это как оскорбление памяти дочери Уорика. В общем, 30 марта Ричарду пришлось созвать прелатов, лордов, олдерменов и лучших горожан в главном зале госпиталя рыцарей святого Иоанна в Клеркенуэлле, северо-западном пригороде Лондона. Он четко и внятно заявил собравшимся, что ему никогда даже мысли в голову не приходило жениться на племяннице, а уж тем более желать смерти своей жене, о которой он скорбит столь глубоко, сколь это возможно для человека. Ричард приказал задерживать сплетников и учинять над ними суд.
Чувства чувствами, но короли не всегда властны над ними. Проблема законного наследника оставалась открытой. Поэтому 22 марта Ричард отправил в Португалию сэра Эдуарда Брамптона для переговоров о новом браке. Король хотел жениться на инфанте Жуане, сестре короля Жуана II Португальского, а в жены двоюродному брату короля Мануэлу герцогу де Бежа[175] предлагал ту самую Элизабет Йоркскую, с которой слухи его чуть не повенчали. Интересно, что португальские аристократ и аристократка приходились праправнуками Джону Гонтскому, сыну короля Эдуарда III — причем по абсолютно легитимной линии в отличие от Генри Тюдора. Португальскому монарху нужна была помощь Англии против мятежной аристократии, недовольство в среде которой активно подпитывалось Кастилией. Государственный совет Португалии был изрядно обеспокоен тем, что Ричард III мог «вступить в брак с инфантой доньей Исабель Кастильской[176] и в союз с королями Кастилии, превратившись во врага и противника»{110}. Однако уважая память покойной жены, Ричард переговоры не форсировал, и они тянулись весьма неспешно.
С наступлением весны Генри Тюдор действительно зашевелился: он жил на подачки короля Франции, к тому же ему нужно было содержать своих советников и сторонников. Тюдор использовал все свое обаяние и настолько трогательно рассказывал о своих обидах и попранных правах, что кое-кто ему поверил. Регентшу Анну де Боже так просто провести было нелегко, но она поддерживала Тюдора, ибо не на шутку опасалась, что Ричард III вторгнется во Францию. Прибытие графа Оксфордского стало для претендента великим счастьем, но попытка маркиза Дорсетского бежать показалась зловещим предзнаменованием. Тюдору нужно было действовать, или его сторонники вскоре могли разбежаться.
Он получил сообщение от Джона Мортона, что сэр Джон Сэвидж, королевский чиновник в Южном Уэльсе, а также обласканный Ричардом III валлийский вождь Рис ап Томас присягнули его делу. Рейнолд Брей, слуга Маргарет Бофорт, собрал значительную сумму денег и поддерживал связь с единомышленниками по всей стране. Если Генри терзали какие-то сомнения по поводу того, где ему лучше высадиться, то они рассеялись после полученных известий — конечно же, в Уэльсе. Тюдор послал секретные сообщения своим последователям в Англии, пообещав пересечь пролив, как только соберет достаточно сил.
Агенты донесли Ричарду о приготовлениях Тюдора, но не смогли выяснить, где будет нанесен удар. Король был уверен, что мятежники не осмелятся пристать к побережью северных графств, преданность которых королю была общеизвестна. Он вспомнил все успешные вторжения с континента за последнее время: в 1461-м йоркисты высадились в Сандвиче, одиннадцать лет спустя королева Маргарита д'Анжу пристала в Уэймуте, а в 1483 году Генри Тюдор подошел к Пулу в графстве Дорсет. Что ж, приходилось действовать исходя из этих скудных данных.
Из-за кражи Вудвиллами казны Эдуарда IV расходов на подавление мятежа 1483 года, военных экспедиций 1484 года, а также щедрых даров Ричард испытывал трудности с финансами. Чтобы найти деньги, необходимые для защиты государства, он был вынужден прибегнуть к займам. Он взял кредиты у лондонских купцов, по которым, как и год назад, предоставил хорошее обеспечение. Приглашения подписаться на деньги включали конкретное обещание по погашению долга. Уполномоченные короля разъехались по стране с копиями циркуляра, где иногда было проставлено имя, иногда — нет:
