– А ты не считай деньги в чужом кармане, Карпыч – я же твои не считаю, – живо отреагировал на эту реплику генерал. – Ты ведь тоже не прозябаешь – тебе ходоки из южных регионов регулярно башли подвозят за то, чтобы ты помог им то судью нужного на матч отправить, то дефицитные фонды выбить. А сколько тебе судьи отстегивают за то, что ты их отправляешь международные матчи судить?
– Хорошо, Коля, не будем друг друга тыкать носом в дерьмо, – вскинув ладони вверх, произнес Зольский. – Но ты явно переоцениваешь мои возможности – я не в курсе, кто победит в этом кубковом матче.
Однако поймав очередной гневный взгляд своего собеседника, Зольский тут же внес поправку в свои слова:
– Пока не знаю. Но обещаю тебе: завтра я буду располагать всей исчерпывающей информацией.
– Но завтра уже 9-е – до матча останутся сутки! – взвился генерал. – А это значит, что изменение ставки в столь близкие к матчу сроки грозит мне потерей процентов с выигрыша.
– Лучше потерять проценты, чем всю сумму, Коля. Или я не прав? Впрочем, мое дело предложить, а твое отказаться – выбирай.
Но выбрать генерал не успел. В следующий миг по громкой связи с Зольским связалась его секретарша:
– Леонид Карпович, к вам посетители.
– Ниночка, я занят, пусть подождут, – раздраженно ответил Зольский.
– Но они не могут долго ждать.
– Что, значит, не могут? – пуще прежнего взвился Зольский.
– Они из уголовного розыска.
В кабинете наступила такая тишина, что было слышно, как на руках у генерала тикают его массивные командирские часы.
– Хорошо, Ниночка, я приму их через пару минут, – ответил Зольский и отключил громкую связь.
– Тебе, Коля, лучше уйти незаметно, – поднимаясь со своего места, обратился Зольский к генералу. – Вот в эту дверь.
И он сам открыл перед гостем неприметную дверцу за угловым шкафом, которая вела в коридор, по которому можно было выйти на улицу через служебный выход.
– Я согласен с твоим предложением, – прежде чем выйти, сообщил Двигубский.
– Вот и отлично – завтра жди моего звонка в первой половине дня, – ответил Зольский и похлопал генерала по спине, торопя с уходом.
Едва он удалился, Зольский подошел к главной двери и, открыв ее, попросил гостей зайти.
Пришедшими оказались Игнатов и Оленюк. Услышав, что последний представляет киевский уголовный розыск, Зольский удивился:
– В МУРе не хватает людей, что их вызывают из Киева?
– У нас одна страна, Леонид Карпович, и цели одинаковые – беспощадная борьба с преступностью, – придав своему лицу серьезное выражение, ответил Оленюк.
Когда гости уселись на стулья, а Зольский занял свое место во главе стола, Игнатов спросил:
– Леонид Карпович, вам знаком такой товарищ – Пустовил?
– Клим Арсентьевич? Конечно, знаком – он работал в Федерации футбола Украины.
– Почему работал? – удивился Оленюк.
– Я хотел сказать работает, – тут же поправился Зольский, но по выражению его лица было понятно, что он явно растерялся.
Правда, длилось это недолго – всего лишь мгновение.
– Когда вы видели его в последний раз? – продолжал спрашивать Игнатов.
– Я его не видел, я с ним разговаривал по телефону. Вернее, не с ним, а с милиционером, который его задержал.
– Что за милиционер?
– Некий майор, фамилии его я не помню. Он позвонил мне вчера вечером и сообщил, что Пустовил задержан с большой суммой денег на Киевском вокзале. Кажется, около тридцати тысяч рублей было при нем. Так вот майор просил подтвердить предназначение этих денег, поскольку Пустовил заявил, что привез их в Москву, якобы, для нашего Спорткомитета, но не имел на руках никаких сопроводительных документов.
– А эти деньги действительно предназначались вашей организации?
– Я об этом ничего не знаю – надо узнать в нашей бухгалтерии.
– Мы там были – там разводят руками.
– Вот и я сказал об этом майору: дескать, ведать не ведаю, что это за деньги. Тогда майор попросил поручиться за Пустовила, что я и сделал. Он ведь не мошенник какой-то – он ответственный работник. Да вы можете сами в этом убедиться – свяжитесь с ним и расспросите его самого обо всем.
– Мы бы рады, но товарища Пустовила больше нет – он погиб вчера ночью.
– Как погиб? – и секунду назад безмятежное лицо Зольского вытянулось.
– Представьте себе, выпал из окна.
– Что вы говорите? Ужас какой, – Зольский поднялся со своего места и подошел к окну, где на подоконнике стоял графин с водой.
Налив себе почти полный стакан, хозяин кабинета залпом его осушил. После чего повернулся к гостям и спросил:
– И как вы думаете, почему он это сделал?
– Что именно? – насторожился Игнатов.
– Ну, выбросился из окна – вы же сами сказали.
– А вы как думаете, почему? У него могли быть на это причины?
Прежде чем ответить, Зольский вернулся к столу и вновь сел в кресло.
– Ума не приложу, что с ним могло случиться, – пожал плечами чиновник. – Ведь не из-за проигрыша киевлян армейцам он решил наложить на себя руки?
– Действительно, это было бы странно, – подал голос Оленюк, до этого молчавший. – Среди болельщиков киевского «Динамо» таковых до сего дня еще не было.
– Вот и я о том же, – согласился с этими словами Зольский и потянулся за пачкой сигарет, которая лежала рядом с ним.
– А вы сами где были в этот период? – задал неожиданный вопрос Игнатов.
– Что вы имеете в виду? – спросил Зольский, а его рука замерла на полпути.
– Я имею в виду промежуток времени примерно с одиннадцати часов вечера до утра.
– Как где был – дома, естественно.
– А кто может это подтвердить?
– Моя жена Изольда Марковна и ее мать, которая вчера ночевала у нас, – сказав это, Зольский достал из пачки сигарету и закурил.
После чего добавил:
– Причем с тещей у меня натянутые отношения, поэтому она врать не будет. Наоборот – дай ей повод и она с удовольствием упечет меня за решетку.
– Спасибо, мы обязательно это проверим, – пообещал Игнатов и первым поднялся со стула.
В коридоре он спросил у коллеги:
– Ну, как тебе этот субчик?
– Явно юлит, – ответил Оленюк. – На счет его алиби лично я не сомневаюсь, но вот другое… Во-первых, он проговорился, впопыхах похоронив Пустовила. Может, конечно, оговорился, а, может, и нет. А во-вторых, стул подо мной был еще теплый. Значит, на нем за минуту до нас кто-то сидел. Но вышел этот некто не через главную дверь, а через боковую – ту, что за шкафом. Спрашивается, почему?
– Видно, Зольский не хотел, чтобы этот посетитель попадался нам на глаза, – предположил Игнатов.
– Вот и я о том же – большой прохиндей этот Зольский. А, может, и хуже.
– Думаешь, он все же причастен к убийству Пустовила?
