А если сравнить того же Орахелашвили и Берию, заменившего его во главе Грузии?..
Кто мешал Мамии Орахелашвили и его жене работать во славу своей родной земли и на благо всех народов СССР так, как это позже делал первый секретарь ЦК Компартии Грузии Берия?
А ведь у Орахелашвили и опыта было побольше, и долгое время — авторитета. И Сталин его знал ещё по давней дореволюционной работе.
Нет же, вместо работы и работы — леность духа и мысли, амбиции, претензии. А в итоге — через несогласие с «Кобой» — участие в целом букете заговоров недовольных «старых борцов».
Эту цепь сопоставлений можно продолжить. Скажем, были бы так же деятельны и чисты перед порученным делом, как Лаврентий Берия, наркомы внутренних дел СССР Ягода и Ежов, и не было бы нужды заменять их, а позднее — арестовывать, допрашивать, расстреливать.
А Молотов?
Если бы Молотов вникал во время войны в вопросы танкостроения так, как это делал Берия, не передал бы Сталин танки на кураторство Берии. И не пришлось бы Берии брать на себя вопросы производства вооружений и боеприпасов, если бы их в полную силу тянул Вознесенский.
Атомную проблему Сталин закрепил вначале за Молотовым. А что в итоге? В итоге сами атомщики попросились под руку Берии, и только тогда дело пошло на лад.
Почему?
Да потому, что Берия был не только выдающимся руководителем и организатором любого порученного ему дела, но был и великим тружеником, занятым делом столько, сколько дело требовало. А все дела, порученные Берии, занимали в сутках все двадцать четыре часа, если не больше!
Спору нет, не об одном Берии так можно сказать — любой крупный организатор объективно имеет, в принципе, такую же нагрузку.
Но многие ли не в принципе, а на деле, загружают «выше крыши» не только подчинённых, но и себя? И многие ли умеют толково загрузить хотя бы подчинённых, ставя перед ними действительно нужные и верные задачи?
Берия умел.
МАЯКОВСКИЙ однажды записал горькие строки: «Вот и жизнь пройдёт, как Азорские проплывают острова.». Он написал это на борту трансатлантического лайнера, когда на горизонте действительно виднелись Азорские острова.
В горькую минуту жизни — а их, как я понимаю, у Берии было ох как немало! — Берия мог бы вспомнить эти строки Маяковского, применяя их к себе.
С той лишь разницей, что не видел он никогда ни Азорских, ни Багамских, ни прочих экзотических островов.
Он даже жену видел чаще всего «только в процессе еды или сна». До «сексуальных» ли «насилий» было ему — в почти круглосуточном «беличьем колесе» Эпохи?
Хотя.
Хотя с «беличьим колесом» я сравнил его жизнь неудачно. Тут нужен иной образ, потому что Берия в своей деловой круговерти не бежал на месте, а летел и летел вперёд, в будущее.
У фронтовички Юлии Друниной есть очень неженское и сильное стихотворение, которое начинается так:
Мне ещё в начале жизни повезло,
На свою не обижаюсь я судьбу — В сорок первом меня бросило в седло,
В сорок первом, на семнадцатом году.
Берию эпоха «бросила в седло» в восемнадцатом. И он летел по эпохе — сквозь её пот, кровь и пыль.
Не один ведь он тогда жил так — тогда так жило и чувствовало всё живое и деятельное в новой, небывалой до того России.
ЕСТЬ мудрая (впрочем, они все мудрые) восточная притча о слепцах, к которым подвели слона, а затем попросили его описать.
Один слепец, наткнувшись на ногу, сказал, что слон похож на колонну. Другой, которому попался хвост, сравнил слона с верёвкой. Третий, ощупавший хобот, решил, что слон подобен удаву.
Нынешние политические слепцы — и слепцы подлинные (по сей день есть, как ни странно, и такие), и, особенно, — лукавые политические «слепцы» в кавычках, сознательно закрывающие глаза на историческую правду, представляют себе великий СССР Сталина исключительно в виде «гигантского ГУЛАГа».
Как всё это мерзко, мелко и лживо!
И когда наблюдаешь телевизионные антисталинские и антибериевские потуги разного рода млечиных, то невольно приходит на ум такая вот мысль.
Похоже, что все эти млечины не только пытаются создать у людей соответствующее представление о деятельности Сталина и его «команды», но и сами — по причине собственной никчёмности — представляют деятельность сталинского руководства чем-то вроде бандитской сходки на воровской «малине».
Мол, Сталин только и думал о том, как бы кого ещё арестовать, расстрелять, отравить, загнать куда-нибудь туда, куда не то что Макар телят не гонял, но даже эвенки — северных оленей.
А ведь всё было иначе.
Иначе у Сталина, иначе у Берии.
Была огромная, ежедневная, а точнее — ежесуточная государственная работа по огромному числу тем и направлений жизни державы. Ни один руководитель западного, капиталистического мира, ни один президент даже самой крупнейшей транснациональной корпорации, не говоря уже о президентах самых крупных капиталистических государств, и близко не был загружен так, как были загружены Сталин в наиболее активный период его деятельности, и Берия в период его работы в Москве от первого до последнего дня!..
Они выполняли — ежесуточно — огромный объём работы, и удавалось им это только потому, что всё своё время они отдавали государственной работе. У них не было увлечений, развлечений и досуга в том смысле, который обычно придают этим понятиям.
Единственным их «хобби» было строительство великой России, существующей для процветания и благоденствия её народов, а также дающей пример и руководящую справедливую идею народам мира.
Хорошо было сказано: «Одни работают, чтобы есть, другие едят, чтобы работать». И Сталин, и Берия всегда относились к последним. Они засыпали с мыслью о том, что надо будет сделать завтра, и просыпались с мыслью о том, что надо сделать сегодня.
КОНЕЧНО, Сталин был многограннее Берии, сложнее его — Сталин ведь был гением, и гением редкостным.
И он менялся — как это мудро подметил Каганович.
Берия с годами тоже, конечно, менялся. Но — как я понимаю, менялся меньше. Разве что после многих лет на высших общесоюзных государственных постах (хотя, сколько их там у него было — всего-то пятнадцать быстротечных лет!) он стал ироничнее, накопил запасы скепсиса и стал — чего уж там — в чём-то циничнее.
Ведь жизнь его протекала не в райских кущах, да и окружали его далеко не всегда титаны мысли, а работать-то надо было, в том числе, и с ними.
Как выразился однажды товарищ Сталин: «Нет у меня других членов Союза советских писателей».
Понадобились все свинцовые мерзости, вся гнусность и бездарность двух последних десятилетий русской истории, чтобы стали яснее мелочность и мелкотравчатость одних её фигур, и крупный масштаб других.