Жизнь в лагере сильно повлияла на Сартра. Вынужденный несколько месяцев находиться бок о бок с множеством людей, без возможности уединиться, он впервые, может быть, почувствовал себя неодиноким. Он рассказывал сказки соседям по бараку, принимал участие в боксерских поединках, которыми развлекались заключенные, и даже сочинил для рождественской постановки свою первую пьесу «Бариона», которую сам же и поставил. «Мы не виноваты в том, что угодили сюда, – писал он. – Мы здесь просто потому, что не можем выбраться. Голова может отдохнуть!» Как пишут биографы, в лагере Сартр перестал быть индивидуалистом, став человеком, осознающим общность людей и понимающим свой долг перед обществом.
В марте 1941 года Сартра освободили из лагеря – как обтекаемо пишут биографы, «по медицинским показаниям». Некоторые писали, что кто-то из друзей помог ему получить фальшивое медицинское свидетельство, кто-то говорил о том, что освободиться ему помогли редакторы сотрудничавших с немцами журналов. Как бы то ни было, в апреле 1941 года Сартр вернулся в Париж и тут же основал движение «Социализм и Свобода», куда, кроме Сартра, входили Симона де Бовуар, друг Сартра философ Морис Мерло-Понти, сестры Козакевич, Бост и еще несколько преподавателей и студентов Ecole Normale и университета Сорбонны – через несколько месяцев в их рядах насчитывалось около пятидесяти человек.
Группа намеревалась по мере сил бороться с вишистами, коллаборационистами и нацистами: члены «Социализма и Свободы» регулярно встречались в кафе или на квартирах, обсуждали планы обустройства послевоенной Франции и даже составили под руководством Сартра проект будущей конституции, экземпляр которой отправили генералу де Голлю в Англию. Они печатали и распространяли листовки с антифашистскими воззваниями, причем особой удалью считалось вручить листовку немецкому солдату – предварительно убедившись, что тот не понимает по-французски.
Многие участники Сопротивления считают группу Сартра наивной и «любительской», говоря, что они лишь разглагольствовали тогда, когда другие подвергали свои жизни опасности, – с этим мнением были согласны даже некоторые члены самой группы. Жорж Шазла, вспоминая сорок три года спустя о сочиненной Сартром листовке, размножение которой на ротаторе Сорбонны едва не окончилось арестом «подпольщиков», признавался: «Эти сартровские рассуждения о свободе, занимавшие по три страницы, вызывали во мне бешеную ярость. Ставить нас в подобные ситуации ради текстов такого рода значило сыграть с нами очень злую шутку». Однако Сартр, который никогда не был склонен к насилию даже ради спасения собственной жизни, искренне считал, что он делал все, что мог, и даже пытался уговорить присоединиться к группе Андре Жида и Андре Мальро, лично отправившись к ним на побережье из Парижа на велосипеде, однако те отказались.
К концу 1941 года группа – после ареста двух членов – прекратила свое существование, как раз в то время, когда во Франции начало действовать организованное Движение Сопротивления.
Еще одним аргументом для противников Сартра стало место профессора в лицее Condorcet, которое тот получил в октябре 1941 года. Дело было в том, что первоначально кафедру занимал Анри Дрейфусле-Фуайе – внучатый племянник того самого капитана Дрейфуса, чье шумное антисемитское дело по обвинению в шпионаже взорвало Францию в начале века. В 1940 году в соответствии с циркуляром вишистского министерства национального образования «относительно статуса лиц еврейского происхождения» Дрейфусле-Фуайе был удален с занимаемой должности – всего по этому циркуляру было уволено более тысячи человек. Радикалы считали, что бесчестно занимать кафедру человека, отставленного исключительно из-за национальности; другие указывали на то, что Дрейфусле-Фуайе был выведен на пенсию по возрасту, а кафедра перешла к Сартру не напрямую, а после еще одного преподавателя, так что он мог и не знать, чье место и по каким причинам занял. Сам Сартр категорически не принимал антисемитизм: свое отношение к еврейскому вопросу он высказал в громкой статье «Еврей и антисемит», опубликованной в 1944 году.
К 1942 году Сартр отошел от политической деятельности, решив вести борьбу на литературном фронте, причем весьма двусмысленную. Он опубликовал множество статей в разделе литературной хроники в журнале Comoedia, возглавляемом одним из самых ярых германофилов Франции Рене Деланжем, – и в то же время написал и поставил пьесу «Мухи», имевшую явный антинацистский подтекст. Ее сюжет основан на древнегреческом мифе об Оресте и Электре, но Сартр превратил античную трагедию в экзистенциальное рассуждение о свободе выбора, ответственности за свои поступки и освобождении вообще.
Во время репетиций Сартр познакомился с Камю, с которым они быстро стали близкими друзьями. И хотя пьеса была через несколько представлений запрещена, Сартр не оставил драматургию – уже на следующий год он представил самую свою, пожалуй, знаменитую драму «За запертой дверью». Пьеса построена в виде беседы трех персонажей в преисподней об экзистенциальных проблемах – существование предшествует сущности, характер человека формируется посредством совершения определенных действий, и большинство людей воспринимают себя такими, какими воспринимают их окружающие. Как заметил один из персонажей пьесы – на премьере его играл Альбер Камю: «Ад – это другие люди».
В 1943 году увидел свет самый главный труд Сартра «Бытие и ничто», где он излагает основы своего учения – экзистенциализма. «Под экзистенциализмом мы понимаем такое учение, которое делает возможной человеческую жизнь и которое, кроме того, утверждает, что всякая истина и всякое действие предполагают некоторую среду и человеческую субъективность», – писал Сартр.
Единственная реальность бытия – человек, который сам и должен наполнить свой мир содержанием. В этом человеке нет ничего заранее заданного, заложенного, поскольку, как считал Сартр, «существование предшествует сущности». Сущность человека складывается из его поступков, она – результат его выбора, точнее, нескольких выборов за всю жизнь. «Для экзистенциалиста человек потому не поддается определению, что первоначально ничего собой не представляет. Человеком он становится лишь впоследствии, причем таким человеком, каким он сделает себя сам», – писал Сартр.
Люди отвечают за свои действия и поступки только перед самими собой, ибо каждое действие обладает определенной ценностью – вне зависимости от того, отдают себе в этом люди отчет или нет. Побудителями же поступков Сартр считал волю и стремление к свободе, и эти побудители сильнее общественных законов и «всевозможных предрассудков».
