Ломоносов считал, что для героических произведений подходит ямб, а хорей подходит только элегии. Ломоносова поддержал Сумароков. Тредиаковский был против категорически. Спор завершился весьма оригинально. Три поэта выпустили книгу «Три оды парафрастические псалма 143». В ней один и тот же псалом был переведён Ломоносовым и Сумароковым – ямбом, а Тредиаковским – хореем.
Тредиаковский умер 27 августа 1769 года. Оставшись в литературе, с одной стороны, гениальным новатором, с другой, – нередко плохим стихотворцем.
* * *
Алексей Иванович Фатьянов (родился 5 марта 1919 года) поступил в театральную студию Алексея Денисовича Дикого при театре ВЦСПС, по окончанию которой был принят в театральную школу актёрской труппы Центрального Театра Красной Армии. Играл в спектаклях – с 1940 года в ансамбле Орловского военного округа.
В 1942-м встретился с композитором Василием Соловьёвым-Седым. Их содружество дало нашей песенной поэзии поистине золотой репертуар.
Где-то в Интернете проскочило, что Фатьянов был удостоен сталинской премии. Но подтверждения этому я не нашёл. Скорее всего, его выдвигали на сталинскую премию, но в знаменитом постановлении ЦК по фильму «Большая жизнь» он, автор песни, назван «певцом кабацкой меланхолии». Потому и не стал лауреатом. Хотя из всех песенников на премию имел самое большое право.
Что Фатьянов злоупотреблял алкоголем, не пишет только ленивый. Но с другой стороны, представьте его состояние, его самоощущение. Ошибочно думать, что поэты не знают себе цены. Очень даже знают.
Фатьянов был гениальным песенником. У одних хорошие песни появлялись часто, у других – реже. У Фатьянова – ВСЕГДА! И это притом, что он написал 200 песен.
Другое дело, когда он брался не за свой жанр. Писал поэмы «Наследник», «Хлеб». Они подтверждали: не был Фатьянов эпиком. Он был автором возрождённого им жанра народной песни.
Умер Алексей Иванович 13 ноября 1959 года.
Зиновий Михайлович Вольшонок (родился 6 марта 1934 года) впервые напечатался со стихами в 1962 году у Твардовского в «Новом мире».
Первая книга вышла в Харькове в 1964 году. В Союз писателей его приняли в 1969 году.
Но киевские власти всё делали для того, чтобы воспрепятствовать появлению стихов Вальшонка. Набор его новой книги рассыпан в 1970-м. Чтобы не голодать, он несколько лет работает ночным сторожем.
В 1976-м переехал в Москву. В его творческой судьбе принимают участие самые разные литераторы – от Бориса Чичибабина до Арсения Тарковского.
В дальнейшем Вальшонок становится признанным литератором. Он автор более сорока книг и прозы, автор Собрания сочинений в семи томах. Он – лауреат нескольких литературных премий и автор популярных песен, написанных композиторами на его стихи.
Одно из лучших стихотворений Вальшонка:
Увалы Дробицкого Яра
огнём осеннего пожара
испепеляющее горят.
В траве и ветках дикой груши
парят расстрелянные души,
горюют, молятся, скорбят.
Вот этот кустик цвета меди
носил когда-то имя Мендель,
он был сапожник и трепач.
Тот одуванчик на полянке
никто иной, как ребе Янкель,
весёлый харьковский скрипач.
В ромашке – призрак человека;
библиотекарша Ревека
вдыхает солнечную пыль.
А там, в круженье листьев прелых,
танцует вечный танец «Фрейлехс»
босая девочка Рахиль.
«Жи-ды!..» – предатели орали,
когда толпу фашисты гнали
сюда, на тракторный завод.
Людей в евреях отрицая,
толкали в яму полицаи
калек, и старцев, и сирот.
Как вещий символ катастрофы,
мать восходила на Голгофу,
собой прикрывши малыша.
Хор автоматов монотонно
отпел библейскую Мадонну,
мольбы и выкрики глуша.
Я тот малыш, и невидимкой
лежу с убитыми в обнимку
в том окровавленном яру.
С презрительной нашивкой «юде»
среди затравленного люда.
Я – мёртв… И дважды не умру.
Давным-давно всё это было…
Из черносотенного пыла
не оградили реки слёз.
Не жаль погромщикам усилий,
чтоб в старом эйхмановском стиле
еврейский разрешить вопрос.
На склонах Дробицкого Яра
от оружейного угара
ещё туманится роса.
И тридцать тысяч монолитно,
как поминальную молитву
возносят к небу голоса.
* * *
На сегодняшний день, может быть, лучший писатель России. Хотя Фазиль Абдулович Искандер (родился 6 марта 1929 года) из-за болезни несколько лет ничего не писал.
Но его «Сандро из Чегема», очевидно, сродни «Гаргантюа и Пантагрюэлю», «Гулливеру», «Евгению Онегину», «Войне и миру» и другим гениальным произведениям человечества.
Трудно, конечно, представить ситуацию, при какой «Сандро из Чегема» не был бы написан. Что ж. Искандер был бы в этом случае замечательным писателем: автором «Созвездия Козлотура», «Кроликов и удавов». Искандер был бы великолепным летописцем Чика – живого, умного, наблюдательного, доброго мальчика. Искандер оставался бы прекрасным бескомпромиссным поэтом:
Эта страна, как огромный завод, где можно ишачить и красть.
Что производит этот завод? Он производит власть.
Власть производит, как ни крути – хочешь, воруй и пей!
Ибо растление душ и есть – прибыль, сверхприбыль властей.
И вещество растленных душ (нация, где твой цвет?)
Власти качают для власти, как из кита спермацет.
Как время крестьянам погоду ловить – самая благодать! —
Как время женщину удержать и время с женщиной рвать,
Так, думаю я, для каждой страны есть исторический миг…
Встань за свободу и стой стоймя! Не устоял – не мужик.
Мы прозевали время своё, прошляпили, протрепав.
В этой стране все зыбко плывёт, даже тюремный устав.
Мы припозднились, гоняя дымы, вина, шары, чаи,
Глянул в окно, а там давно гниют, фашизея, свои.
Наконец, Искандер оставался бы со своим удивительным афористическим языком. Кажется, что он провидит в жизненных парадоксах защиту самой жизни от нежизни:
