Мы рассредоточили самолеты, и снова комэсков собрал командир. На этом участке фронта немцы наносили контрудары, стянув большое количество авиации на поддержку группировки, которая пыталась выйти из окружения.
Аэродром раскинулся за околицей деревни, местами поврежденной немецко-фашистской артиллерией. Кое-где виднелись воронки.
Жители, как всегда, высыпали из уцелевших хат. Никогда не забыть слез радости на изможденных лицах, голоса ребятишек, льнувших к нам — фронтовикам…
На пороге одной из хат стоял сухонький, шустрый старичок. Он кричал нам издали:
— Добро пожаловать, сынки!
Адъютант нашей эскадрильи заметил:
— Вот и наш хозяин. У него в хате будем жить всей эскадрильей.
Рядом в хатах расположилась эскадрилья Амелина, а подальше — Евстигнеева.
Нас радушно встретила старушка, хлопотавшая у стола.
— Це моя жинка, — сказал старик.
Вдоль стен были устроены нары, аккуратно заправлены постели: о нас уже позаботились товарищи из БАО.
— А вот печка, — говорил старик. — Кто хочет кости погреть, можно и на печке.
— Мы еще молодые, дедусь, — шутили летчики.
— Да и без того погреться найдется, — продолжал наш заботливый хозяин, хитро подмигивая. — Я ведь от фрица горилку да сало припрятал. Все ждал, когда вас, сынки, попотчую.
— Бедовый у нас дед, — смеялись летчики.
Чтобы не обидеть старика, отведали горилку и сало.
Поблагодарив, я сказал за всех:
— Не обижайтесь, дедусь: нам пора спать. Встаем спозаранок.
…Наш аэродром был хорошо укатан, и мы, «выкраивая погоду», вылетали по нескольку раз в день на прикрытие наземных войск. Невдалеке прикрывали войска и авиаторы Первого Украинского фронта. По позывным мы узнавали боевых друзей из 2-й воздушной армии генерала Красовского.
Мы вели воздушные бои в районе Звенигородка — Шпола. Именно на этом участке фронта противник пытался прорвать кольцо окружения. Господство в воздухе мы удерживали прочно, но бои приняли ожесточенный характер.
30 января я три раза вылетал со своей эскадрильей в этот район, провел трудные бои. И когда мы вернулись в третий раз, нас ждало тягостное известие — в бою погибли Саша Колесников и Саша Кальянов. Вся наша боевая семья горевала, и больше всех Иван Колесников.
Братья до недавних пор были неразлучны, служили в одной эскадрилье, вместе летали. Их разъединили, и Иван все твердил, что враг не сбил бы ведущего — Сашу, если б они полетели вместе.
В этот же день моей эскадрилье представился случай отомстить за друзей. По приказу командира я вылетел в четвертый раз в тот же район. Облака затянули белесое небо, видимость была неважная. На фоне снежного покрова внизу отчетливо виднелись воронки — по ним нетрудно определить линию фронта. Внезапно я заметил белые самолеты. Они появились неожиданно, ниже нас. По белому фону разбросаны черные пятна: зимний камуфляж. Насчитываю 27 «юнкерсов». Звено летит за звеном. Они готовятся к бомбометанию по деревне Журовка, где было скопление наших танков.
Передаю товарищам:
— Иду в атаку.
Противник, очевидно, понял, что мы его обнаружили. «Лапотники» начали удирать: рассчитывали скрыться на фоне снега и воронок. Быстро отправляю одного на землю.
— Вот тебе, гад, за Сашу Колесникова!
Смотрю — Мухин в удобном положении. Передаю ему:
— Бей! Прикрываю!
И Мухин стремительно атакует и сбивает фашистский бомбардировщик. За Сашу Кальянова.
Еще двух сбивают Жигуленко и Брызгалов.
Откуда ни возьмись — «мессеры». Тоже размалеваны: по белому фону темные полосы — в елку.
Завязываем бой. Очень хочется еще одного стукнуть! Пристраиваюсь в хвост к «мессеру», но он удирает в облака. Зато Никитин сбивает другого «мессершмитта». Так, прикрывая танкистов, мы наказали врага за гибель боевых товарищей. Не спасла фашистов маскировка.
Когда на аэродроме Никитина поздравляли со сбитым, он отвечал:
— Да я ведь только свой долг выполнял — прикрывал действия ведущего. Думал об одном: как бы не потерять его, отбить от него атаку и не столкнуться с «мессером».
Вечером обсуждаем тактику ведения боя с камуфлированными самолетами в такую погоду: по разведданным стало известно, что противник бросил сюда на усиление своей авиации асов из группы Удэт. Сашу Колесникова и Сашу Кальянова, очевидно, и сбили камуфлированные асы.
Белые в черных разводах самолеты нам встречались потом не раз. И, как правило, мы их били.
Старики говорили, что весна пришла раньше обычного: в первых числах февраля снег начал таять. Вылетать на боевое задание удавалось только изредка, и то ранним утром, когда перепадали заморозки. К полудню аэродром раскисал. Взлететь было невозможно: колеса застревали в грязи и летчик рисковал, что самолет скапотирует — перевернется на спину.
Наши наземные войска ушли вперед и вели ожесточенные бои с контрнаступающим противником. А нас сковала распутица, и это нервировало.
Утром 4 февраля я, как обычно, пошел на КП узнать об обстановке и прогнозе погоды. По дороге встретил Ольховского, Семенова и Беляева. Они о чем-то оживленно разговаривали. «Чему это они радуются?» — удивился я. До меня донеслись слова Беляева:
— Вот все три наши героя в сборе.
Когда я подошел к ним, командир пожал мне руку:
— Сердечно поздравляю вас с присвоением вам высокого звания Героя Советского Союза.
Беляев добавил:
— Высокое звание присвоено майору Ольховскому, капитану Семенову и вам, товарищ старший лейтенант. В нашей боевой семье теперь три Героя.
Уж не ослышался ли я? Да нет: весть уже молнией облетела аэродром. Ко мне подбежали летчики эскадрильи, механик Иванов. Друзья качают Ольховского и Семенова, качают меня. С трудом вырываюсь:
— Да подождите, ребята. Как-то не верится!
Все смеются, и я снова лечу вверх.
Несколько дней спустя к нам прилетел «У-2». Летчик искусно посадил его на травянистое покрытие — на улицу, у самых хат. «У-2» доставил нам газеты.
Я был у своего самолета, когда ко мне подбежал, размахивая газетой, Никитин:
— Вот смотри — «Красная звезда». Ваши фамилии карандашом подчеркнуты.
С невольным волнением беру газету. Перед глазами Указ Президиума Верховного Совета от 4 февраля 1944 года. Девяноста семи офицерам ВВС Красной Армии присвоено звание Героя Советского Союза. В длинном списке фамилий вижу и наши.
И все-таки мне как-то не верилось, что я, простой деревенский парень, получил это высокое звание. Хотелось поскорее делом ответить на награду Родины. Но, увы, мы были привязаны к раскисшему аэродрому.
