При всем этом стоит признать, оба этих крайне экспрессивных человека выиграли от почти двухлетней совместной жизни, если рассматривать ее как гипнотический метод приковывания внимания современников. Порой даже кажется, что они сознательно шли друг к другу; этих двух людей настолько приковывала магнитом слава и выразительность каждого, что еще до встречи они думали друг о друге с вожделением. Когда Айседора приехала на вечеринку, ей буквально выпалили в уши: «Наш молодой поэт Есенин уже перевернул пол-Москвы, разыскивая тебя». А после первой же встречи в Москве начали говорить о «любви с первого взгляда». Да они просто были нужны друг другу, ибо, разрушая все вокруг себя, двигались к новым, еще более острым ощущениям.
Женщину, обладающую редким талантом искусно и громко представлять собственную персону, «прорывало» с поразительной цикличностью. Не стоит этому удивляться: она с мудрой последовательностью и терпеливой настойчивостью ткала миф о своей гениальности, возможно свято в нее веря. Как-то, говоря о своем искусстве, она серьезно заметила: «Всех великих людей никогда по-настоящему не понимали и не ценили, пока они не достигали зрелого возраста. По-моему, меня не будут понимать в полной мере еще некоторое время». Кто по-настоящему верит в свою гениальность, тому начинает верить весь мир. И конечно же, она использовала замечательный прием объединения имиджей – с известными именами и признанными гениями, с которыми у нее совпадали взгляды. Она, рассуждая о воспитании детей, безапелляционно заметила в своей книге: «Я, как и Жан Жак Руссо, верю, что нет необходимости терзать мозг ребенка в первые двенадцать лет его жизни. В этот период надо давать поэзию, музыку и танцы, а не книжную грамоту». В этом вся Айседора: словно взирая на себя со стороны, она видела сама и предлагала всем окружающим свою величественную фигуру, блистающую авторитетом, фонтанирующую всевозможными знаниями и при этом живущую в гармонии с собой и с миром, в общем, настоящую сказочную женщину.
Впрочем, нельзя не согласиться, что Айседора Дункан была женщиной в гораздо большей степени, чем другие представительницы прекрасного пола, которые вошли в Историю. Она избрала для себя исключительно женскую область деятельности и в ней достигла вершин. Речь идет не о само́м танце Айседоры, который нет смысла анализировать сквозь призму профессионализма, а о восприятии этого танца обществом. Коль мнение интеллектуального бомонда по поводу танцев Айседоры Дункан оказалось невероятно высоким, она преуспела в своей деятельности. Не сам танец, а это мнение сделало ее знаменитой, поэтому наиболее важным аспектом в изучении личности этой женщины является не препарирование ее профессиональной деятельности, а изучение тонкого искусства представления своего целостного образа окружающим.
К исключительно женскому в личности Айседоры Дункан можно отнести не только ее профессиональную акцентуацию. Частые смены настроений с крайне широким диапазоном – от восторженно-возвышенного до тяжелой гнетущей депрессии и полного отчаяния, нередко руководили поступками этой женщины, которая с легкостью могла оставить страну, начатое дело и даже родных детей ради мимолетного желания испытать какую-то странную и малообъяснимую эмоцию. В то же время ее область эмоционального выплескивала наружу настолько оригинальные поступки, которые в силу своей неожиданности и резонанса для существующего общественного уклада оказывались наиболее запоминаемыми. «Из всех, кого я знал, Айседора, пожалуй, была самой оригинальной», – написал о ней в воспоминаниях Уолтер Дюранти, причем представляется неслучайным и важным ударение именно на оригинальности этой женщины, а не на каких-либо профессиональных качествах. Этот автор сделал особый акцент на том, что в последние годы Айседора Дункан, «уже располневшая женщина средних лет», не потеряла своей былой прелести, потому что внутри нее «горело пламя, яркость которого не имела отношения к ее телу».
Как и многие выдающиеся личности, она тяготилась родительской ролью. Как и любовь женщины-подруги, посвящающей свою жизнь избраннику и исполняющей роль вдохновительницы к подвигам, женщины-матери должны всю себя отдавать детям. Айседора Дункан не могла себе этого позволить, ведь стать подругой жизни кому-либо и стать истинной матерью своим детям означало прежде всего отречься от своего искусства, от своей миссии. Все, что вступало в противоречие с ее идеей, обожествленной в ее сознании, отступало. Любовь, дети, семья – все это было не для нее и не для таких немногих отрешенных натур, с готовностью заплативших за успех и признание отказом от обычного человеческого счастья.
Лучше всего Айседора описала дилемму вынужденного отречения как основу жизненной стратегии на примере своей первой большой любви – Гордона Крэга – гения от театра, как она сама величала этого мужчину. «Я обожала Крэга – я очень любила его, но ясно осознавала, что наша разлука неизбежна… Жить с ним означало отречься от своего искусства, от личности, более того, может быть, и от самой жизни и рассудка». Она не могла позволить себе быть на вторых ролях ради кого-то. От этого же мужчины она родила первого ребенка, что тоже описывала как западню природы, созданную для женщины. Похоже, и тут интуитивно она осознавала свое отвержение материнской роли, вернее, первостепенность такой роли для себя. Хотя она не могла не любить своего ребенка, очень скоро гастроли заполнили ее жизнь, заставив и передать в чужие руки маленькую дочку, и оставить своего Крэга наедине с театральными постановками. Всю свою короткую жизнь Айседора Дункан была поглощена только собой.
Ее жизненная стратегия оказалась поразительно успешной, прежде всего благодаря параллельному представлению своей личности в нескольких измерениях восприятия. Во-первых, она навязала миру свой танец, прослыв удивительной танцовщицей, создав новое направление и расширив пределы самовыражения. Во-вторых, она создала школу танца, осуществив идею преемственности и развития своего дела, а также убедив современников в своей способности генерировать настолько новые идеи в танце, что они достойны системного внедрения. Это дало сильный толчок для восприятия Айседоры Дункан как идеолога, мыслителя, способного изменить мир. Она даже читала лекции, сознательно представляя себя в качестве некоего духовного учителя, человека, дающего новое направление. В-третьих, эта женщина развила в себе феноменальную способность наводить мосты с самыми различными людьми и использовать свое чарующее обаяние, причем не только для того, чтобы неизменно оказываться в центре всеобщего внимания, но и для привлечения этих людей на свою сторону. Эта женщина излучала какую-то магнетическую духовную силу и запоминалась своей несказанной выразительностью и оригинальностью. Кроме того, на службе у Айседоры Дункан всегда были тщательно разработанные или рожденные на ходу резонансные заявления и скандальные выходки. И наконец, в-четвертых, свою жизнь она искренне считала миссией, стараясь убедить в этом всех, кто встречался на ее пути. Не являясь красавицей, не будучи великой танцовщицей, не имея искрометных знаний и научных достижений в какой-либо одной области человеческой деятельности, Айседора Дункан сумела превратиться в символ, своеобразный ориентир для будущих поколений. И в этом уникальном опыте, пожалуй, и заложен самый главный смысл для любого объективного исследователя опыта ушедших поколений.
