— Пусть посмотрит. Жалко, что ли? — лениво протянула другая.
— Еще чего! — возмутилась Ольга. — Мой Володька меня никогда раздетой не видел.
— Да где ж ему видеть тебя, прижметесь где-нибудь в укромном уголке, пообнимаетесь — и все.
И тут начались откровения, и я навострила уши, сгорая от любопытства. Но тут моя любимая Оля отправила меня к Филиппу узнать, готов ли обед. Прогнала меня в самый интересный момент! Сколько полезного для себя могла бы я почерпнуть!
Узнав о нашей водной процедуре, начальство возмутилось, поступил строгий приказ: «Ни шагу в лес! Можно напороться на бандеровцев!» Бандеровцы недалеко от нас напали на соседнюю воинскую часть, погибли люди. Они подожгли дома и скрылись в лесах.
Нам же приходилось ходить на дежурство в соседнее село, где располагался узел связи. Тропинка петляла по опушке леса, иногда шедшего обстреливали оттуда. Но обходилось: стреляют — упадем, потом встанем и опять идем или бежим. Бог хранил.
И вот однажды, несмотря на строгий приказ, мы решили сбегать в лес, хоть разок полакомиться ягодами: земляникой, ежевикой, черникой — там было полно всего. Отошли мы совсем недалеко. Вышли на полянку, залитую солнцем. Кругом кузнечики, стрекозы, птицы! Такая красота, будто природа взбунтовалась: нет войне!
Выпачкали черникой и руки, и лицо, хохочем, глядя друг на друга. И вдруг услышали выстрелы. Испугались и замерли. Потом перестрелка, поняли — из нашего села!
Выбежали на опушку и видим страшную картину. Дым, вспышки от взрывов, крики. Стало ясно: в селе бандеровцы! Что делать? Бежать? Куда? В село — опасно, и тут оставаться нельзя. Решили переждать. Свалились в какую-то яму, заросшую кустарниками и травой, лежим.
Бой продолжался приблизительно с полчаса. Видим, несколько человек бегут прямо на нас. Мы замерли. Они нас не заметили, наверно, потому, что волокли двух раненых. Мы видели бандеровцев близко, и я, помню, удивилась: обыкновенные ребята, только вооруженные.
Чуть подождав, мы выбрались из ямы и вернулись в село. А там суматоха: бегают, кричат, несут раненых и заворачивают в плащ-палатки убитых. Спрашивать, что произошло, не у кого и бесполезно. Спустя некоторое время подсчитали потери: двое убитых и трое ранены. Бандеровцев полегло в два раза больше.
К счастью, из девушек никто не пострадал: одни были на дежурстве в соседнем селе, а остальные — в лесу. Потом, когда все утряслось, начальство ломало голову: как поступить с нами? Ведь мы нарушили приказ — ушли в лес. А с другой стороны — это нас и спасло! Решили оргвыводов не делать.
Это был настоящий бал в настоящем дворце, с прекрасным оркестром.
Осенью 44-го нам, участникам армейской самодеятельности, посчастливилось выступать в оперном театре в одном из городов Белоруссии. Мы дали один-единственный концерт для высокого командования и бойцов, отличившихся на фронте.
После концерта состоялся большой банкет, который тем и запомнился, что мы объелись всевозможных деликатесов. Потом спустились вниз, в фойе театра. Такую красоту я видела всего один раз, и то в кино. Стены — в позолоте и бархате, зеркалах, отражающих великолепие потолка, и огромные люстры. Все это ослепляло, ошеломляло. Это была сказка.
В зале — шум голосов, шагов, приветствий и улыбок. Со сцены своих зрителей я видеть не могла, а тут, при ярком свете, они предстали во всем своем великолепии: в орденах, молодые и не очень, подтянутые, стройные, сильные, уверенные и бесстрашные. И все, как на подбор, красивые. Это были в основном летчики из эскадрилий, обслуживаемых нами. Раньше их видеть приходилось лишь изредка, а общаться — почти никогда. А тут они рядом. От этого можно потерять голову!
Послышались звуки медленного, немного грустного танго. Никто пока не решался танцевать, хотя публика собралась далеко не робкого десятка. А мы, артисты, особенно девушки, были очень хороши в этот вечер. Для нас по такому случаю специально пошили новенькие гимнастерки, которые сидели на нас как влитые; коротенькие, обтягивающие юбочки, а главное — сапожки! По размеру, на небольшом каблучке, начищенные так, что в голенищах отражался паркет!
Стоим мы у стеночки, робко озираемся, будто ищем кого-то. Но… вот и вальс! И какой вальс! Самый прекрасный на свете — вальс Штрауса! (Перед войной на экраны вышел фильм «Большой вальс», чудные вальсы из него знали и любили все.)
И как-то все сразу, закружившись парами, устремились на середину. Я оказалась на виду, но одна. Хочу отойти в сторонку, чтобы не мешать танцующим, как вдруг кто-то подхватывает меня и уносит на середину. Танцевать я умела — у нас в роте не упускали случая повальсировать до головокружения. И вот я, забыв обо всем, закрыв глаза, кружусь в чьих-то сильных руках. И только на миг открыла глаза, как сразу же зажмурилась от испуга.
Лицо партнера я не успела разглядеть, а увидела одни глаза. И они прожгли меня насквозь. Темные, слегка прищуренные, искристые от веселья и снисходительно-насмешливые. Вел он уверенно, легко кружил, меняя направления и делая всевозможные пируэты. Мои ноги лишь слегка касались пола. Партнер словно приподнимал меня и изредка опускал, чтобы поднять еще выше. Ноги мои независимо от меня делали то, что хотел мой партнер.
Мы сразу поняли друг друга, будто танцевали не раз, а чарующая мелодия вальса кружила голову и уносила куда-то. Я могла танцевать бесконечно. Скользила плавно и уверенно, замирая от удовольствия.
Музыка сделала свое дело: я перестала бояться, лицо раскраснелось, губы растянулись в счастливую улыбку. Он не спускал с меня глаз и, угадывая мое состояние, еще крепче прижимал к себе. Мы кружили, кружили, не замечая никого вокруг, и растворялись в музыке.
— Тебе хорошо? — услышала я.
— Ага, — только и смогла выдохнуть я.
Он засмеялся, а чуть позже:
— Ты не устала?
Я с испугом:
— Ой, нет, я могу танцевать без конца. Я очень люблю вальс!
— Очень? А меня — хоть чуть-чуть, а? — насмешливо прошелестело и обожгло.
— О, да!
— Давно?
— Давно. С начала танца! — не я, а мои глаза говорили все это.
Он понял, прижал меня с такой силой, что перехватило дыхание, приподнял высоко, громко засмеялся, и вихрь вальса с новой силой захлестнул нас.
Все вокруг куда-то уплыло, исчезло, осталась только музыка, яркий свет и плывущий под ногами пол.
Сколько это продолжалось? Миг? Жизнь? Время остановилось. Звучала волшебная, чарующая мелодия, бережно и уверенно держали меня руки, а взгляд обжигал и горел во всем теле пламенем. Он улыбался, иногда улыбка исчезала, и я видела крепко сжатые губы, а взгляд пугал и притягивал одновременно.
