и я так подумал, — ответил тот и собрался уходить.
— Подождите, — сказа Рейдер. Он подошел к небольшому столу, прибитому к стене, взял ручку, зачеркнул подпись шутника и поставил собственную. — Вот. Теперь я это подписал.
Я постарался закрепить в сознании образ Рейдера, стоящего в камере и читающего документ. Он начинал осваиваться. Новизна жизни за решеткой потускнела, и эта форма отказа от реанимации напомнила ему: покинуть это место можно одним-единственным способом — на медицинской каталке ногами вперед.
Еще через пятнадцать минут дверь на экране нижнего монитора открылась. Надзиратель ввел Денниса в комнату.
На запястьях были наручники, ноги скованы цепью. Преступник оказался более тощим и сухопарым, чем на всех фотографиях, которые я когда-либо видел. Наверняка сильно похудел в заключении. Возможно, тюремная еда пришлась не по вкусу.
Рейдер уселся на стул и покосился на камеру. Отсутствующее выражение лица подсказало мне, что мониторы на его стороне еще не включились. ВТК не догадывался, что я наблюдаю за ним.
Я пододвинулся поближе к экрану и увидел поблескивающие на лице капельки пота. Несколько секунд спустя он попытался смахнуть их, но из-за массивной стальной цепи, соединявшей запястья и ноги, не смог поднять руку выше, чем на пару сантиметров от коленей. Чтобы вытереть пот, пришлось скрючиться и поводить лицом по рукам.
Казалось бы, как любителю бандажа, ему должно быть приятно находиться в подобном положении, но мрачный насупленный вид явно свидетельствовал об обратном. Еще через минуту в колонках на моем столе появился звук человеческого дыхания. По тому, как внезапно напрягся Деннис, я понял: на экране перед ним появилось мое изображение.
— Здравствуйте, сэр, — заговорил он.
Его «сэр» удивило. Звучало ужасно наивно, но было сказано и с определенным расчетом, учитывая наш с ним одинаковый возраст.
— Зовите меня Джон.
Рейдер кивнул.
— Наша общая подруга передает привет, — произнес я.
Он опять кивнул, несомненно мысленно представив Касарону.
— Она очень милая женщина. Она… Она мне очень помогла, — сказал Рейдер.
— Да, разумеется, уверен, это так.
Мне подумалось, что ВТК наверняка мысленно пытал и убивал ее сегодня утром.
Лицо Денниса вновь приобрело отсутствующее выражение, будто он меня не услышал. Однако я продолжил:
— Должен вам кое-что сказать… Лев силен и на позитиве.
Рейдер посмотрел в камеру, потом наклонился, помотал головой и постучал рукой по правому уху. Я по-прежнему слышал тяжелое дыхание, но сообразил: он пытается дать мне понять, что на его стороне пропал звук. Ожидая, пока аудио заработает, мы снова уставились в экраны перед собой.
Как только звук вернулся, его лицо посветлело, словно вдруг появилась какая-то великолепная идея.
— Слушайте, а, типа, кодового слова у вас для меня разве нет? — спросил он.
Идиотизм ситуации нарастал с каждой секундой.
— Есть. Лев очень силен и на позитиве.
Рейдер медленно кивнул, впитывая эти слова. Его рот слегка приоткрылся, вид стал почти растерянным. У меня появилось смутное подозрение, что он забыл дурацкие пароли и решил действовать по наитию.
— Очень хорошо. Хорошо-то как этому льву, — произнес наконец Деннис.
Деннис Рейдер сидел на черном пластиковом стуле прямо, будто аршин проглотил. Темные круги пота на голубой футболке разрастались с каждой минутой. В прошлом я всегда обращал внимание на то, как потеют собеседники по тюремным интервью. Обычно это признак того, что они начинают нервничать. Но в Эльдорадо все было иначе — жарко, как в сауне. Чертовски хотелось снять пиджак, но я не стал. Рейдера, несомненно, должно впечатлить, что я считаю обязательным сидеть перед ним в пиджаке.
— Соболезную по поводу вашей мамы, — сказал Рейдер, сощурившись.
Это был удар под дых. Я понимал, что Касарона могла сказать ему о смерти моей мамы, случившейся три месяца назад, но никак не ожидал, что он коснется этой темы. Серийный убийца, выражающий соболезнования по поводу смерти близкого человека, кажется какой-то нелепостью. И не только — он просто не знал, о чем говорит. Ему были совершенно незнакомы чувства, которые вкладывает в эти слова большинство людей. Тем не менее Рейдер произнес их, потому что это нормально для обычного человека, а Деннис давно овладел искусством говорить и поступать так же, как окружающие.
— Спасибо, — ответил я.
И добавил еще несколько слов о смерти мамы, которые собеседник выслушал с вдумчивым и печальным выражением лица. Казалось, он старается вникнуть в то, что ему говорится, но я знал: это не так. Для него подобное невозможно ни физически, ни морально. И действительно, спустя пару минут во взгляде Денниса появилось выражение скуки, и я решил вернуться к разговору о нем самом.
— Было адски трудно попасть к вам.
— Ага. Кое-кто очень не хотел, чтобы мы поговорили, — отозвался он. — Пару месяцев назад приехали два фэбээровца и сообщили, что мне не нужно разговаривать с вами. Твердили: «Забудь о Джоне Дугласе, с нами говори»… Похоже, они вам завидуют.
— Они не завидуют, просто злятся, — сказал я. — После отставки я несколько раз пободался с ФБР, когда считал, что они ошибались. Например, в деле об убийстве Джонбенет Рэмси [48].
Я говорил не спеша, стараясь делать вид, будто не слишком спешу перейти к разговору о его преступлениях. Хотелось выглядеть человеком, который рассматривает дело всесторонне и не стремится угодить ни стороне обвинения, ни стороне защиты. Я хотел внушить ему, что буду играть честно.
Рейдер впился взглядом в камеру и задумчиво покачал головой.
— Не считаете, что к нему как-то причастны ее родители?
— Нет, не считаю, — ответил я. — На разных этапах следствия я консультировал и защиту, и обвинение и в итоге убедился, что родные никак не могли совершить убийство.
— А почему не могли?
— Когда ребенка убивает кто-то из родителей, тело выглядит совершенно не так, как в случае этой девочки.
Обычно они пытаются как бы отменить убийство и придать жертве более благостный и спокойный вид. А Джонбенет жестоко задушили удавкой. Ее рот был заклеен изолентой. Руки связаны над головой. А сразу после смерти ей разнесли череп ударом, который прикончил бы и стокилограммового мужика.
Рейдер выслушал без особого энтузиазма. Он слегка ссутулился и, казалось, вот-вот заерзает со скуки. Разговор об убийстве, к которому он не имел отношения, явно начинал надоедать. Деннис жаждал, чтобы говорили исключительно о нем.
Испугавшись, что, если не польстить как следует его самолюбию, он окончательно заскучает, я переключился на комплименты.
Рейдер был явно рад подыграть мне. Лицо вновь посерьезнело. Он выпрямился и закивал головой.
— Я помню все подробности всех преступлений, — сообщил он. — Помню все
