Как-то летом, в выходной день, Сергей предложил подняться на самую высокую сопку в округе под названием Большой Иосиф. Такое название она носила, так как своим контуром повторяла профиль Иосифа Сталина. Правда, нынешние справочники бесстыдно переврали истину и пишут такое:
Сопка Большой Иосиф — гора на северо-восточном берегу Уссурийского залива. Названа, вероятно, в день Святого Иосифа где-то в 70-х годах XIX-го века. В 1888 году экипаж корвета «Витязь» геодезически определил высоту и месторасположение горы. В современных лоциях и морских картах слово «святой» превратилось в «большой» и теперь это гора «Большой Иосиф».
Отмечу, что о названии в этой справке написано предположительно, мол, «возможно». Заодно сочинили, что слово «святой» заменили на «большой», как будто русскому человеку так трудно их различать… Короче, намеков на вранье и подделку вполне хватает, умному достаточно для понимания истины. Ну и на том спасибо.
А в районе Большого Камня, кстати, находится гора пониже, и потому называется Малый Иосиф.
В свободный выходной день мы с Сергеем — благо, он находился в долгосрочном отгуле — собрались и пошли, чтобы покорить господствующую над окружающей местностью высоту. День был погожий — солнечный и теплый. Преодолев расстояние около четырех километров по дороге, мы оказались у подошвы Большого Иосифа. Здесь вошли в лес с зарослями кустарника. В гору поднимались узкой тропинкой. Сняв с себя рубашки, по ходу загорали. Выстроившись в походную колонну, шли цугом, впереди — Сергей, я за ним, считая по сторонам ворон и любуясь природой. Наша походная идиллия продолжалась до тех пор, пока я во время очередного зевка с размаху не воткнулся носом в спину Сергея. Процесс пошел — пока я, замешкавшись, вынимал нос из его позвоночника, Сергей в свою очередь испугался и начал отрабатывать задний ход. Я же из-за его спины, которая надвигалась на мое лицо, ничего не видел, поэтому не мог понять — в чем дело. Наконец Сергей остановился, и я, выглянув из-за него, увидел симпатичную извивающуюся змейкой дорожку, что в обрамлении деревьев и кустарников бежала к вершине горы. Местами сквозь кроны деревьев пробивались лучи яркого солнца и падали на нее, создавая узоры из света и тени, — иди и радуйся жизни. И все было бы чудесно, если бы на середине тропы я не узрел нежащегося на солнышке длиннющую-предлиннющую и в меру упитанную змею.
Впервые столкнувшись на природе с живой змеей, да еще с такой длинной, мы с Сергеем превратились в двух загипнотизированных кроликов, у которых вдруг «села» батарейка. Правда, у нас на двоих мозгов оказалось чуть больше, поэтому к гадюке мы не полезли. Мы просто стояли и смотрели на нее, пока она, потревоженная нашим присутствием, не уползла в чащобу. По максимально большой дуге мы обошли, точнее, быстро и позорно обежали место ее залегания и продолжили свой путь, живо обсуждая неожиданную встречу. А змея-то была красавица, ее темно-синяя чешуя, обрамленная по бокам желтыми прерывистыми полосами, отливала благородным фиолетовым блеском. И длина ее мне тогда показалась никак не меньше двух метров, хотя допускаю, что это преувеличение. Понятно, что у страха глаза велики.
Наконец мы выбрались на лысую макушку Большого Иосифа и с высоты птичьего полета наслаждались прекрасными видами. Яркое солнце освещало залив, где в далекой дымке просматривались игрушечные силуэты надводных кораблей. Зрелище было потрясающим. Налюбовавшись и отдохнув, мы без приключений спустились с сопки.
Вернувшись домой, мы, все еще возбужденные встречей на лесной тропе, побежали к соседу Ивану поделиться впечатлениями. Бывалый прапорщик нас тут же обсмеял и заодно просветил. Оказывается, эта змея была полозом, вполне безобидным и совершенно неядовитым представителем местной фауны. Он мог «укусить как собака» и не более.
Вывод: Если хочешь узнать, есть ли у человека душа или нет, понаблюдай за его отношением к животным, к природе. Если он прежде всего проявляет потребительские наклонности, то ему бесполезно толковать о красоте мира, неба, солнца, звезд. Он вверх не смотрит. И души у него, скорее всего, нет.
Не зря Иван был непонятлив насчет нравственности и допустил полное моральное разложение в отношениях с женой.
Уже потом, посетив владивостокский краеведческий музей, я увидел чучело похожей змеи, под которым было написано название «амурский полоз». Практичный Ваня сокрушался и очень жалел, что его не было с нами, мол, он бы из той змеи сделал себе классный ремень. А я подумал: хорошо, что его не было и красивая змея осталась живой.
«4 июня 1981 г.
Практическая стрельба 2-торпедным залпом СЭТ-65 по ПЛ».
Вот так успешным торпедным залпом, направленным в сторону воображаемой вражеской подводной лодки, я отметил свой четвертьвековой юбилей.
«5 июня 1981 г.
Практическая стрельба 2-торпедным залпом САЭТ-60М по НК (надводный корабль)».
Выстрелив успешным дуплетом по надводному кораблю, я как бы двоекратно опохмелился после своего дня рождения.
При выходах в море на торпедоловах — на малом (старого, 368-го проекта) и на большом (новой постройки проекта 1388) — я имел конкретную обязанность. Сначала командир катера должен был обеспечить выход судна в квадрат вероятного нахождения выстреленной торпеды, ее обнаружение и подъем на борт. Моей же задачей являлось отключение приборов и механизмов торпеды, а именно:
Отсоединить разъем (буксу) светового прибора.
Выключить шумоизлучатель.
Обесточить выключатель электродвигателя торпеды.
Закрыть запирающий клапан.
Снять параметры элементов хода торпеды (HХ, DС,1,2, ).
Все подводные лодки нашей дивизии были одного проекта — 667Б, на вооружении которых имелись только электрические торпеды трех образцов. Поэтому мне приходилось иметь дело с САЭТ-60М и СЭТ-65 калибра 53 и 40-сантиметровыми приборами помех МГ-14 и имитаторами подводных лодок МГ-44. На первый взгляд торпеды были как близнецы похожи другу на друга. Однако, понятное дело, это было не так. Эти торпеды отличались по некоторым даже внешним признакам. И даже их положение на плаву было разным, то есть их можно было идентифицировать по «стилю плавания» — «я милую узнаю по походке». Так, СЭТ-65 плавала в вертикальном положении, так что лишь небольшая часть ПЗО (практического зарядного отделения, носовой части торпеды, что пристыковывается для учебных стрельб) безобидным буйком торчала из воды, САЭТ-60М — под углом около 45 градусов, словно пьяный столб, ну а малое изделие на воде лежало бревном.
Для отслеживания траектории движения практических торпед в особых случаях в ПЗО устанавливался контрольно-следовой прибор (КСП), который заряжался небольшими ракетками. Эти ракетки на всем протяжении хода торпеды, через заданный отрезок времени после вылета из своего гнезда, обозначали ее траекторию. Я в своей практике, например, ни разу не был свидетелем использования этого прибора, хотя по разговорам тех, кто это видел, зрелище впечатляло и запоминалось. А потом, когда такие ракетки нечаянно падают на палубу надводного корабля, то они моментально разбираются моряками и офицерами на сувениры. Эта же горловина, куда вставляется КСП, обычно снаряжается световым прибором, по сути, фарой, которая в ночное время позволяет отслеживать движение торпеды и облегчает ее поиск в море.
