Положив трубку, я облегченно вздохнул. Еще в ходе операции по окружению войск Паулюса мне приходили в голову мысли о наших больших перспективах на среднем Дону. Так, значит, эта операция все-таки не отменена! Я твердо верил в ее большой успех, сам попросил командировать меня на столь важное направление, чтобы до конца завершить артиллерийскую сторону наступления. И как все сейчас обернулось неожиданно для меня - мне доверено координировать действия двух фронтов в этой решительной операции! Вспомнилась добрая русская пословица: "Взялся за гуж, не говори, что не дюж".
Я тут же позвонил в Москву - в штаб артиллерии и в ГАУ, проверил, как идет отправка войск, вооружения и боеприпасов для среднего Дона. Ответы были обнадеживающими.
- Скоро меня не ждите,- предупредил я своих заместителей.- Понадобится мое участие, присылайте гонцов с документами.
Ночь тянулась долго, плохо спалось. Много раз зажигал электрический фонарик и записывал в свою карманную книжечку длинный перечень самых сложных вопросов. Без конца взвешивал силы противника, наши силы и возможности. В те часы ночных раздумий мне казалось, что операция, хотя и будет трудной, непременно завершится крупной победой.
Самое сложное заключалось в том, что войска надо было сосредоточить на единственном весьма маленьком плацдарме на противоположном берегу Дона. Я побывал на этом плацдарме, прикинул наши скромные возможности сосредоточения артиллерии, танков и пехоты.
Через реку было наведено лишь два плавучих моста для одностороннего движения. По ним предстояло переправить многие тысячи людей, сотни танков, орудий, минометов, грузовых автомашин. Мне бросились в глаза пучки проводов, проложенных по мостам. Один удачный авиационный налет - и нарушится не только переправа, но и связь плацдарма с Большой землей, нарушится вся система управления. Пришлось срочно принимать меры, чтобы обеспечить надежность связи.
Враг не раз пытался уничтожить мосты. Бывало, как только услышишь о появлении вражеских самолетов в районе переправы, так и защемит сердце. Но молодцы наши летчики-истребители и зенитчики. Они всегда были начеку и вовремя отгоняли вражеские бомбардировщики, не давая им атаковать мосты.
Вскоре, к общей нашей радости, было получено известие, что прибывают части 2-й гвардейской армии.
Однако значительное число тяжелых артиллерийских полков, вооруженных пушками-гаубицами 152-миллиметрового калибра, растянулись где-то на железнодорожных магистралях. Некоторые из них оказались в тупике или на запасных путях. Штаб артиллерии в Москве заботился об их скорейшем продвижении, мы, в свою очередь, лихорадочно "проталкивали" их поближе к фронту.
Столь же много усилий требовалось для быстрейшего продвижения транспортов с артиллерийскими боеприпасами. Это была очень напряженная и нервная работа, отнимавшая уйму времени у меня и моих помощников.
За несколько дней до начала наступления из войск вернулся генерал И. Д. Векилов, активно работавший со мной по подготовке артиллерии к наступлению. Он советовал мне немедленно доложить Ставке о создавшемся положении и попросить разрешения оттянуть срок начала операции.
- Какой срок, по-вашему, требуется? - спросил я его.
- Трудно сказать. Все зависит от Генерального штаба и наркомата путей сообщения.
- В какое положение попадем мы, если так будем отвечать Ставке? - сказал я, рассмеявшись.- Да разве так можно вести войну!
Однако генералы и офицеры - артиллеристы, присутствовавшие при докладе, стали поддерживать предложение Векилова.
Нужно было так закончить это импровизированное совещание, чтобы все уверовали: есть и другое решение.
Генерал Векилов был активным участником первой мировой войны. Я обратился к нему:
- Чем вы били немецкую артиллерию в прошлую войну? Ведь основной пушкой в русской артиллерии была тогда прославленная трехдюймовка. Вот вы, товарищ Векилов, и теперь помогите организовать борьбу с итальянской артиллерией, кстати сказать, являющейся далеко не передовой, с помощью сосредоточенного огня наших 76-миллиметровых пушек, имеющих достаточную дальность и неплохую гранату с фугасным и осколочным действием. Навалитесь на каждую батарею противника одним - двумя артиллерийскими дивизионами этих пушек! А когда прорвем оборону, посмотрим результаты нашего артиллерийского огня. Я убежден, что мы будем свидетелями полного разгрома артиллерии противника. Предлагаю немедленно внести необходимые изменения в планы, таблицы огня и графики артиллерийской подготовки!
Впоследствии Векилов и другие, генералы не раз вспоминали, что это решение произвело тогда на присутствовавших сильное впечатление. Векилов, пока был жив, много раз рассказывал, как артиллеристы, расходясь после этого совещания, решили реабилитировать нашу трехдюймовку.
Указания были полностью проведены в жизнь, и впоследствии все убедились, как досталось итальянским батареям от нашей артиллерии дивизионного типа.
Ставка настаивала на сокращении сроков подготовки операции. Но эшелоны с войсками и транспорты с вооружением, боеприпасами, горючим, продовольствием запаздывали.
Все наши просьбы перенести день наступления были тщетны. 3 декабря мы с Н. Ф. Ватутиным получили директиву Ставки: "Готовность операции к 9 декабря. Занятие исходного положения в ночь на 10 декабря. Начало операции 10 декабря... Координацию действий обоих фронтов по подготовке операции и проведению ее возложить на генерал-полковника артиллерии тов. Воронова".
Мы понимали, почему нас так торопят. В районе Котельникова шли ожесточенные бои с группой Манштейна. Но, несмотря на все наше желание помочь соседям, мы, не обеспеченные многим необходимым, не могли рисковать. Ставка вынуждена была перенести начало операции на 16 декабря.
Накануне наступления меня больше всего занимал не столько прорыв вражеской обороны - в его успехе я был уверен,- сколько ввод в действие подвижных войск, развитие успеха путем ударов по открытым флангам обороны противника и систематическое "сматывание" этих флангов. Развитие успеха должно было выполняться в максимально высоких темпах с тем, чтобы как можно скорее два наших участка прорыва превратились в общий фронт наступления на возможно большем протяжении.
Я вызвал к себе командиров четырех танковых и механизированного корпусов, чтобы уточнить полученные ими боевые задачи по развитию успеха и выяснить неотложные нужды.
Мне понравились доклады командиров корпусов. Они хорошо разработали планы действий. Но каждый из них, касаясь боевой готовности своего соединения, непременно жаловался на недостаток тары под топливо и требовал увеличения заправок горючего. Особо нажимал на это заботливый командир 24-го танкового корпуса генерал В. М. Баданов. Конечно, он не мог предположить, что его танки первыми перейдут на итальянское горючее.
