Знал, разумеется, Рубин и о том, что свои многочисленные книги Тарасов писал сам, ежедневно вставая в 4-5 часов утра и занимая после завтрака привычное место за письменным столом. В некоторых книгах помечено: «Литературная запись Олега Спасского». Но Спасский в этих случаях лишь литературно обрабатывал тарасовские рукописи.
Первую серьезную советскую книгу о хоккее — «Хоккей с шайбой» — Тарасов написал в 1951 году, когда Спасскому было 15 лет. Фундаментальный труд Тарасова — «Тактика хоккея» — издан в 1963 году. Была, несомненно, редакторская работа в издательстве, но ровно такая, без какой не обходятся почти все предназначенные для печати рукописи.
Спасскому, кстати говоря, повезло, и он этого не скрывал. Открывал ему таинства хоккея не кто-нибудь, а сам Тарасов. «На небольшой хоккейной магнитной площадке, — вспоминал Спасский, — Тарасов снова и снова двигал фишки, обозначающие игроков, чтобы я понял все хитрости тактики игры, отличал прессинг от силового давления. То были вдохновенные, блистательные лекции, обращенные (дело происходило в Архангельском, на базе ЦСКА) к одному-единственному слушателю».
Когда ЦСКА и сборную возглавил Тихонов, Спасский с ним быстро подружился и помогал и ему в работе над книгой. Спустя неделю-другую после выхода тихоновской книги Спасскому, регулярно писавшему для еженедельника «Футбол-хоккей», понадобился комментарий Тарасова. После какого-то матча в Лужниках Спасский подошел к нему. Тарасов, к которому Тихонов к тому времени (книга издана в 1985 году) относился как к некоему древнему экспонату, не отказал себе в удовольствии полюбопытствовать у Спасского: «А тебе позволили ко мне подходить?..»
Так с чего вдруг могла возникнуть «генеральская звезда», ради которой Тарасов «ударом ниже пояса» сбил своего помощника? Но ведь в пасквилях подобного рода не принимается во внимание ничего из того, что лежало и продолжает лежать на поверхности. Такое ощущение, что примеряют на Тарасове собственные недобрые мысли и поступки.
На поверхности между тем согласованный уход на согласованный срок и вынужденное возвращение, после того как команда — вовсе не по вине Тарасова — начала сыпаться. А также предложение Кулагину вернуться на пост второго тренера. И после отказа, вполне обоснованного, — совет-благословение перейти на самостоятельную работу в другой команде.
Где же здесь «жертва»? В чем заключался «удар ниже пояса»?..
Нина Борисовна Кулагина, дочь Бориса Павловича, вспоминала: «Незадолго до папиной кончины нам позвонил Тарасов. Он хорошо говорил об отце, по-доброму. Чувствовалось, что ему хотелось сбросить груз былых обид». Человеческие и профессиональные достоинства Кулагина Тарасов ценил всегда.
Истории с отстранением Тарасова от работы с ЦСКА в 1960 году и с его уходом в «академический отпуск» десять лет спустя с наглядностью свидетельствуют о важнейшем моменте, связанном с жизнедеятельностью команд. Советские спортсмены готовы с предельной серьезностью и полной самоотдачей относиться к тренировочным занятиям и матчам, только находясь под рукой «диктатора» — не важно в данном случае, «бархатного» или «колюче-проволочного». И не только о Тарасове речь, рядом с ним можно поставить Константина Бескова, Валерия Лобановского, Александра Гомельского, Николая Карполя, Вячеслава Платонова. Когда преемники этих «диктаторов» (в случае с Тарасовым Виноградов и Бабич в начале 60-х и Кулагин в 70-м) резко ослабляли вожжи, команды попросту терялись. Ни к чему хорошему такой популизм не приводил. После «либералов», стремившихся понравиться хоккеистам и напрасно убеждавших их в том, что и без закручивания гаек можно добиваться успехов, команду Тарасову приходилось собирать по кусочкам. Словом, как говорил Тарасов выдающемуся биатлонисту XX века Александру Тихонову: «Поверь, Саша, без кнута в России нельзя. Ни в спорте, ни в жизни».
В воспитательных целях Тарасов, называвший свой нрав «крутым», мог посадить в запас — и сажал — любого хоккеиста, независимо от его титулов и положения в команде. «Его требования, — говорил Рагулин, — были просты, но жестки. И выполнять их следовало неукоснительно». «Тут ведь что нужно понять? — объяснял Рагулин свое видение Тарасова. — Он каким делом занимался? Тренерским… А в тренерстве, да еще в хоккейном, нельзя быть средненькой, всем приятной фигурой. Такие люди всегда дело губили. А Тарасов был первым и главным из тех, кто сделал и поднял наш хоккей. И полюсы в его характере, крайности, по-моему, тоже говорят о мощи этой фигуры… Он опережал время, а потому и был велик».
«Тарасов не любил людей», — утверждал защитник ЦСКА и сборной Эдуард Иванов, чемпион страны, мира и Олимпийских игр, крепко обиженный на Тарасова за то, что тренер слишком рано, по мнению хоккеиста, поставил на нем крест. Но есть и противоположное мнение. «Тарасов любил игроков», — говорит врач Олег Белаковский, много лет проработавший с Тарасовым бок о бок. А Александр Гусев называет Тарасова «крутым, но отходчивым». И — великим психологом.
Александр Комаров, приехавший в ЦДКА из Хабаровска вслед за Николаем Сологубовым («Приехал парень, — говорил Тарасов Чернышеву, — толковый, хитрый, а шайбу держать не может, под крюком проходит…»), тренируясь у Тарасова, попал в сборную и стал в ее составе в 1954 году чемпионом мира. Он называет Тарасова «деспотом». С оговоркой: «Но над человеком не издевался. У кого среднего образования не было — тех учиться отправлял, сам к директору школы ходил, договаривался. Вечером автобус за нами приходил — и учиться… И наказывал только нерадивых. Выпивох».
Один из таких «выпивох», Виктор Полупанов, за которого Тарасов боролся изо всех сил, но которого так и не смог в итоге победить, говорил, что «такого тренера, как Тарасов, не встречал. Работать с Анатолием Владимировичем было тяжело, не каждый выдерживал. Тренировки были ну просто каторжные. Но признать надо неоспоримо: Тарасов был уникальный тренер… Он мог дать дельный совет, мог вызвать один на один для нелицеприятного, а то и просто отеческого разговора, к нему можно было самому прийти в любое время дня и ночи».
При Кулагине Полупанов проштрафился и был отлучен от трех матчей. В первый же день после возвращения Тарасов сказал Полупанову, что в неудачах команды — немалая доля его вины. Тот заверил тренера, что подобное больше не повторится. Тарасову показалось, что Виктор и вправду изменился в лучшую сторону. «Усилил игру, — писал Тарасов, — успевал атаковать, успевал вернуться назад, на помощь защитникам, восстановил взаимопонимание со своими постоянными партнерами — Фирсовым и Викуловым. Тройка снова в этом составе попала в сборную».
