каких появилось немало в то время». И далее, словно отвечая некоторым критикам: «Нельзя не любоваться душевным здоровьем таких людей, как Леонид Багрянов, — перед нами живой, деятельный характер, мужающий и закаляющийся в трудностях. Леонид любит и умеет работать, болеть заботами общего дела, радоваться весне и выйти с победой в схватках не только с обстоятельствами, иногда невероятно трудными, но и в сражениях с самим собой. А ведь это самое важное! Умение преодолевать самого себя доставляет Леониду неизменное удовольствие. Перед нами не идеализированный лик, а незаурядная личность…»
Трудно передать, как много значила для меня эта высокая оценка моего героя, да и всей «Орлиной степи», в те годы, когда над ней уже витало забвение.
Недавно Л. И. Брежневым был впервые дан глубочайший анализ того исторического общественного явления, которое зовется освоением целины, которое, вслед за великой Победой, имело наибольшее значение для дальнейшего развития нашей страны. Впервые с большой впечатляющей силой было рассказано и доказано, что советские люди, ставшие участниками грандиозной целинной эпопеи, были подлинными, настоящими героями нашего времени, достойными того, чтобы их имена были записаны золотом в нашей истории. Были названы многие имена таких героев, перед которыми наш народ теперь склоняется в земном поклоне.
Это заставило нашу критику вспомнить о тех забытых произведениях, в которых нашла какое-либо отражение героическая эпопея на целине. Впервые было обнаружено, что в них немало ярких картин памятного времени, что их герои сродни тем подлинным героям, имена которых недавно прогремели по всей стране.
…Писатель должен, кроме всего прочего, обладать еще и большим мужеством, и большой выдержкой. Он должен уметь с достоинством ждать справедливой оценки своего труда. Он должен помнить, что правда и в литературе всегда восторжествует. Пусть даже после его смерти.
I
В начале своего творческого пути я писал лишь о деревне, в которой вырос и провел все свои юные годы. Во время войны исходил многие старинные русские земли, побывал в сотнях деревень, встречался с тысячами сельских жителей, перенесших тяжкие невзгоды и беды. Естественно, деревенские люди стали главными героями «Белой березы». Но за время длительной послевоенной городской жизни моя связь с деревней явно ослабела, стала случайной, поверхностной; мне все труднее становилось разбираться во всех сложностях деревенского бытия, в тех процессах, какие происходили на сельщине. Я стал лучше знать город, чем деревню. Часто бывал на московских предприятиях, знакомился с их работой, встречался со своими читателями в заводских клубах и библиотеках, а когда началось знаменательное движение на целинные земли — особенно хорошо познакомился с рабочей молодежью. Это и позволило мне написать роман «Орлиная степь» — о первых целинниках, главным образом представителях рабочего класса, но трудившихся в знакомых для меня сельских условиях, на просторах моей родной степи.
После выхода романа в свет моя связь с рабочей молодежью особенно окрепла. Мой интерес к ней все возрастал, и наступило время, когда я вновь стал думать о создании произведения, посвященного славным деяниям рабочей молодежи, какие свершались ею особенно во глубине Сибири.
Легко объяснить, почему меня опять-таки тянуло в Сибирь. Это моя родина, я ее люблю, знаю ее природу, ее людей, да и всегда чувствую перед ней свою вину за то, что мало посвятил ей своего труда. К тому же я отлично понимал, что освоение сибирских пространств и недр становится одной из важнейших государственных проблем, от решения которых зависит наше будущее, и не к чести писателя проявлять к ней равнодушие.
Летом 1961 года, после двухлетнего перерыва в работе, вызванного болезнью, я вновь отправился без всякого определенного замысла в далекий путь. На этот раз я решил забраться в Сибирь подальше, в какие-нибудь ее самые глухие и заповедные места. Я был уверен, что в любом месте там есть что посмотреть, везде происходят большие, небезынтересные перемены.
Прежде всего я побывал на строительстве Красноярской ГЭС; там как раз зачищалось дно котлована. Меня поразил грандиозный размах строительства на могучем и прекрасном Енисее. Заманчиво было задержаться здесь на длительное время, чтобы получше познакомиться с отважными строителями, серьезно всмотреться в их дело, — можно было не сомневаться, что оно и меня растревожит до глубины души. Но о строительстве гидростанций, как известно, к тому времени в советской литературе насчитывалось уже немало известных книг; я не мог рассчитывать на какой-то свой, особый успех в работе, тем более что создание произведений широкого плана не характерно для моей творческой манеры. Всегда, всю жизнь я был убежден, что и в небольшом произведении, сделанном на локальном материале, может отразиться во всей своей сложности большая эпоха.
В Красноярске, познакомясь с речниками, я случайно узнал, что Братскгэсстрой создал на Нижней Ангаре свою особую строительную организацию, которая ведет взрывные и дноуглубительные работы. Они заинтересовали меня тем, что были совершенно необычны (таких не велось тогда нигде в нашей стране), что связаны с большими трудностями, с постоянным риском, какому люди подвергались лишь на войне. И еще у меня мелькнула мысль, что ведь это очень символично, очень многозначительно — расчищение русла великой реки от подводных камней. Не долго раздумывая, я решил побывать на Нижней Ангаре.
Раньше этот край считался глухим и далеким, местом ссылки. Теперь же я на быстролетной, очень комфортабельной «Ракете» всего через пять часов оказался у Стрелки — в устье Ангары, где перебрался на небольшой теплоход и пошел вверх по легендарной реке.
Уже в самом устье Ангара поразила меня своей шириной, мощью и буйной стремительностью. Здесь, проходя Стрелковский порог, где торчат из воды огромные отполированные камни — Разбойник, Дворец, Боец и многие другие без названий, — река бурлит, пенится, особенно картинно обнаруживая свою поразительную силищу, словно стараясь устрашить тех смельчаков, какие намереваются прорваться в ее таинственное царство. Плыл я по Ангаре с остановкой на ночевку почти два дня и не переставал удивляться ей: дух захватывало от ее стремительного потока, от ее неоглядного простора, который, чем ни выше поднимаешься по ней, все больше раздвигает горы, окутанные тайгой. Эти первые впечатления от Ангары сразу же начали высекать у меня много таких мыслей, какие можно назвать первыми зернами творчества.
Остановился я в райцентре Мотыгино, где находилось строительное управление, ведущее взрывные и скалоуборочные работы на Нижней Ангаре. Это центр огромного и богатейшего района. За годы Советской власти здесь обнаружены несметные природные богатства. Сейчас сотни геологов обшаривают здесь буквально каждый клочок земли. Изучаются, берутся на учет все клады.
Впервые, поднимаясь в Мотыгино на крутой берег реки, я невольно обратил
