таких проблем, как шизофрения, с которыми природа ужасно напортачила”, – говорит он. В таком случае страданий станет меньше. Шизофрения, депрессия и биполярное расстройство бывают жестокими, часто даже смертельными. Никто не пожелал бы такого ни своему врагу, ни его семье.
Но даже если мы согласны, что стоит избавить человечество от шизофрении и подобных болезней, нам стоит задуматься, не придется ли платить за это всему обществу, а может, даже цивилизации. Винсент Ван Гог страдал либо от шизофрении, либо от биполярного расстройства. Шизофренией болел и математик Джон Нэш. (А еще Чарльз Мэнсон и Джон Хинкли.) В список людей с биполярным расстройством входят Эрнест Хемингуэй, Мэрайя Кэри, Фрэнсис Форд Коппола, Кэрри Фишер, Грэм Грин, Джулиан Хаксли (евгеник), Густав Малер, Лу Рид, Франц Шуберт, Сильвия Плат, Эдгар Аллан По, Джейн Поли и сотни других художников и творцов. Количество творческих людей, страдающих от большого депрессивного расстройства, исчисляется тысячами. Одна из первых исследователей шизофрении Нэнси Андреасен изучила тридцать успешных современных писателей и выяснила, что двадцать четыре из них хотя бы раз в жизни пережили серьезный приступ депрессии или расстройства настроения, в то время как у двенадцати из них было диагностировано биполярное расстройство [434].
В какой степени перепады настроения, фантазии, бред, компульсивные состояния, мания и глубокая депрессия помогают некоторым людям раскрыть свои творческие и художественные способности? Сложнее ли стать великим художником, не имея ни компульсивных, ни даже маниакальных черт? Вы стали бы лечить своего ребенка от шизофрении, если бы знали, что в ином случае он станет Винсентом Ван Гогом и произведет революцию в мире искусства? (Не забывайте: Ван Гог покончил жизнь самоубийством.)
На этом этапе наших размышлений необходимо задуматься о потенциальном конфликте между тем, чего хочет индивид, и тем, что полезно для цивилизации. Большинство страдающих от расстройств настроения людей, родителей и семей сочли бы, что таких болезней должно быть меньше. Они бы этого хотели. Но разве ситуация не изменится, если взглянуть на нее с точки зрения общества? Неужели, научившись лечить расстройства настроения с помощью лекарств, а затем и путем редактирования генома, мы получим больше счастья, но меньше Хемингуэев? Хотим ли мы жить в мире, где нет ни одного Ван Гога?
Вопрос об удалении из генома расстройств настроения приводит к еще более фундаментальному вопросу. В чем смысл жизни? В счастье? В довольстве? В отсутствии боли и грусти? Если так, то все просто. Жизнь без боли предлагали своим гражданам властители “Дивного нового мира”, снабжавшие массы сомой – препаратом, который обострял чувство радости и избавлял человека от дискомфорта, печали и гнева. Допустим, мы могли бы подключить свой мозг к механизму, который философ Роберт Нозик назвал “машиной личного опыта” и который позволяет нам поверить, что мы побеждаем в бейсбольных матчах, танцуем с кинозвездами и купаемся в прекрасных заливах [435]. В таком случае наша жизнь стала бы безмятежной. Но этого ли мы хотим?
Или же смысл хорошей жизни глубже? Может, суть в том, чтобы каждый человек добивался настоящего успеха, в полной мере реализуя свои таланты? Если так, то нам не обойтись без подлинного опыта, реальных достижений и честного труда, которые нельзя заменить искусственными переживаниями. Может, хорошая жизнь предполагает работу на благо общества и цивилизации? Вложила ли эволюция такие цели в саму природу человека? А ведь это, возможно, предполагает готовность идти на жертвы, боль, психологический дискомфорт и трудности, которых мы порой предпочли бы избежать [436].
Когнитивные способности
Теперь давайте рассмотрим последний рубеж, самый многообещающий и самый страшный: возможность улучшения таких когнитивных способностей, как память, концентрация внимания, обработка информации, а однажды, вероятно, и интеллект, определение которого остается расплывчатым. В отличие от роста, когнитивные способности дают не только позиционное преимущество. Если бы все были немного умнее, скорее всего, нам всем жилось бы лучше. Даже если бы умнее стала лишь часть населения, это могло бы пойти на пользу всему обществу.
Раньше всего улучшению может подвергнуться наша память, и здесь, к счастью, вопрос решается проще, чем с интеллектом. Память уже улучшили, например, у мышей путем совершенствования генов NMDA-рецепторов в нервных клетках. У человека совершенствование этих генов может помочь предотвратить старческую потерю памяти, а также улучшить память более молодых людей [437].
Возможно, мы сумеем повысить собственные когнитивные способности, чтобы и дальше мудро использовать свои технологии. Проблема только одна – в мудрости. Из всех сложных компонентов человеческого интеллекта мудрость, вероятно, самый трудно постижимый. Чтобы выделить генетические компоненты мудрости, нам, возможно, придется сначала постичь сознание, но я подозреваю, что в текущем столетии этого не случится. Тем временем мы должны задействовать конечные запасы мудрости, выделенные нам природой, чтобы понять, как применять открытые нами техники редактирования генома. Без мудрости изобретательность опасна.
Видео Национальной академии наук
Твит оказался провокационным, даже чуть более провокационным, чем задумывалось. В нем говорилось:
Мечтаешь стать сильнее? Или умнее? Мечтаешь о ребенке, который будет блистать в учебе или в спорте? Или о ребенке без наследственных #заболеваний? Может ли #РедактированиеГенома человека сделать возможным это и многое другое?
Так в октябре 2019 года обычно сдержанная Национальная академия наук США попыталась спровоцировать “широкую общественную дискуссию” о редактировании генома, о необходимости которой упоминалось на множестве тематических конференций. В твите была ссылка на тест и видео, в котором объяснялось, как происходит редактирование зародышевой линии.
Видео начиналось с того, что пять “обычных людей” наклеивали стикеры на схематический рисунок человеческого тела и представляли, какие бы изменения хотели внести в собственный геном. “Думаю, я хотел бы быть повыше”, – сказал один. Другие желания были такими: “Я хотел бы изменить свою жировую массу”, “Давайте предотвратим облысение”, “Нужно избавиться от дислексии”.
Даудна в этом видео объясняла, как работает CRISPR. Затем показывалось, как люди обсуждают возможность конструирования генома своих будущих детей. “Создать совершенного человека? – размышлял мужчина. – А ведь это здорово!” Другой отмечал: “Хочется, чтобы у твоего ребенка были лучшие качества”. Женщина добавляла: “Если бы у меня была возможность выбрать лучшую ДНК для своего ребенка, я бы точно сделала его умным”. Другие упоминали о своих проблемах со здоровьем, таких как дефицит внимания и высокое давление. “Я бы точно от этого избавился, – сказал один мужчина о своей болезни сердца. – Я не хочу, чтобы моим детям пришлось с этим жить” [438].
Биоэтики в твиттере сразу взорвались негодованием. “Какая ошибка! – написал Пол Нёпфлер, исследователь рака и биоэтик
