общественным ролям. Отобранные “альфы” совершенствовались физически и психически и впоследствии становились лидерами. На другом конце спектра находились “эпсилоны”, которых готовили к черной работе и жизни в блаженной прострации, вызываемой приемом специального препарата.
Хаксли сказал, что написал книгу как ответ на “нынешнее движение к миру тоталитарного контроля” [445] [446]. Однако, как и в случае с информационными технологиями, опасность генетических технологий может состоять не в чрезмерном государственном контроле. Возможно, опасность будет представлять чрезмерный личный контроль. Бесчинства евгеники, популярной в Америке в начале XX века, и коварство нацистской программы отбросили ужасную тень на генетические проекты, осуществляемые под контролем государства. Евгеника, название которой образовано от слова, значащего “хорошие гены”, приобрела дурную славу. Но теперь мы, возможно, открываем дверь новой евгенике – либеральной или либертарианской, основанной на свободе выбора и рыночном консьюмеризме.
Быть может, Хаксли поддержал бы такую евгенику свободного рынка. В 1962 году он написал малоизвестный утопический роман “Остров”, в котором женщины добровольно соглашались на оплодотворение спермой мужчин, обладавших высоким коэффициентом интеллекта и художественными талантами. “Большинство пар понимают, что лучше попытаться завести ребенка, обладающего более высокими качествами, чем рабски воспроизводить все выверты и дефекты, которыми, возможно, наделена семья отца”, – поясняет главный герой [447] [448].
Евгеника свободного рынка
Как бы там ни было, в наши дни решения о редактировании генома, скорее всего, будут приниматься с учетом потребительских предпочтений и под влиянием убедительных маркетинговых стратегий. Что же в этом плохого? Почему нам не следует вверять решения о редактировании генома отдельным людям, например родителям, хотя они вправе принимать другие решения в репродуктивной сфере? Зачем нам вообще созывать конференции по этике, стремиться к достижению широкого общественного консенсуса и заламывать руки в отчаянии? Разве не лучше позволить принимать решения нам с вами, всем людям, которые хотят лучшего для своих детей и внуков? [449]
Давайте для начала дадим себе волю, забудем о своей склонности держаться за существующий порядок вещей и зададим главный вопрос: чем плохи усовершенствования генома? Если у нас есть возможность безопасно вносить в геном изменения, почему бы нам не предотвращать возникновение аномалий, болезней и нарушений? Почему бы нам не улучшать свои способности и не совершенствовать геном? “Я не понимаю, почему желание избавиться от нарушения или дать ребенку голубые глаза и дополнительные пятнадцать баллов IQ считается угрозой общественному здоровью и нравственности”, – говорит гарвардский генетик Джордж Черч, который дружен с Даудной [450].
Раз уж на то пошло, разве у нас нет морального долга заботиться о благополучии своих детей и будущих поколений? Почти все виды обладают одним эволюционным инстинктом, заключенным в самой сути эволюции, – они всеми силами стараются обеспечить своему потомству безбедную жизнь.
Из философов громче всех об этом говорит Джулиан Савулеску, оксфордский профессор практической этики. Он ввел понятие “репродуктивного благодеяния”, чтобы аргументировать этичность выбора лучших генов для своих будущих детей. Он утверждает, что неэтичным, вероятно, будет этого не сделать. “Парам следует выбирать эмбрионы или плоды, имеющие максимум шансов на счастливую жизнь”, – заявляет он. Его не пугает и то, что в таком случае состоятельные люди смогут покупать для своих детей лучшие гены и таким образом создавать новый класс (или даже подвид) усовершенствованных элит. “Мы должны позволять отбор генов, не связанных с болезнями, даже если это поддерживает или усиливает социальное неравенство”, – пишет он, отдельно отмечая “гены интеллекта” [451].
Чтобы проанализировать эту точку зрения, проведем еще один мысленный эксперимент. Представьте мир, где генная инженерия регулируется главным образом индивидуальной свободой выбора, в то время как государство не устанавливает почти никаких норм, а докучливые биоэтики не говорят нам, что дозволено, а что нет. Вы приходите в клинику вспомогательной репродукции, где вам, как в супермаркете генов, дают список характеристик, которые вы можете приобрести для своих детей. Избавитесь ли вы от серьезных генетических заболеваний, таких как болезнь Гентингтона и серповидноклеточная анемия? Конечно, да. Лично я также предпочел бы, чтобы у моих детей не было генов, вызывающих слепоту. Что насчет роста ниже среднего, веса выше среднего и низкого коэффициента интеллекта? Вероятно, мы все выберем и эти варианты. Возможно, я также решу за дополнительную плату добавить своему ребенку роста, мышечной массы или ума. Допустим – чисто гипотетически, – что существовали бы гены, которые повышали бы вероятность того, что ребенок будет гетеросексуалом, а не гомосексуалом. Вы свободны от предрассудков, поэтому такую опцию вы выбирать не станете, по крайней мере изначально. Но затем, при условии что никто вас не осудит, может ли случиться так, что вы найдете обоснование и для этого? Например, не желая, чтобы ваш ребенок подвергался дискриминации, или мечтая о внуках. А раз уж дело пошло, то почему бы вам не выбрать для него светлые волосы и голубые глаза?
Ого!!! Вы только что сбились с пути. Дорожка и правда оказалась очень скользкой! Не имея никаких ориентиров, мы можем покатиться по ней с головокружительной скоростью, увлекая за собой многообразие общества и человеческий геном.
Хотя описанное напоминает сцену из “Гаттаки”, в 2019 году стартап из Нью-Джерси Genomic Prediction запустил такой сервис по конструированию детей с применением преимплантационной диагностики в реальном мире. Клиники экстракорпорального оплодотворения могут отправлять компании генетические образцы будущих детей. Секвенирование ДНК из клеток эмбрионов, которые были произведены всего несколько дней назад, дает статистическую оценку вероятности развития у них длинного списка заболеваний. Будущие родители могут выбрать, какой эмбрион вживлять, в зависимости от того, какими характеристиками они хотят наделить своего ребенка. Эмбрионы можно проверять на наличие моногенных заболеваний, таких как кистозный фиброз и серповидноклеточная анемия. На основе анализов можно также прогнозировать вероятность развития полигенных заболеваний, например диабета и гипертонии, и оценить риск инфаркта миокарда, а также, согласно рекламным материалам компании, риск “умственной отсталости” и будущий рост. Основатели утверждают, что через десять лет у них должна появиться возможность прогнозировать коэффициент интеллекта, чтобы родители могли выбирать очень умных детей [452].
Теперь понятно, какая возникнет проблема, если мы просто отдадим такие решения на откуп отдельным индивидам. Либеральная или либертарианская генетика индивидуального выбора может в итоге привести нас – точно так же как и контролируемая государством евгеника – к формированию общества, где будет меньше многообразия и отклонений от нормы. Родителей это, возможно, обрадует, но в итоге в нашем обществе станет гораздо меньше творчества, вдохновения и неоднозначности. Многообразие идет на пользу не только обществу, но и всему нашему виду. Как и любой другой вид, в
