Как я придумал эти безумные 300 страниц перевода, туманно помню. Однако сегодня я вижу в этом логическую подоплеку. Ведь главный редактор, будучи уверен в такой моей практике, мог бы рассчитывать и на ускоренный выход немецкой версии справочника в свет. Но я себе еще не мог представить, какие последствия может иметь это вранье.
Конструктор из прокатного цеха тоже был взят из воздуха. Его превращение в реальность оказалось потом не таким отягощающим, чем из того же воздуха взятое число 300. Было, как было, но глаза главного редактора засветились. На его лице появился отпечаток достигнутого успеха, и он ответил:
«Прекрасно! Тогда пришлите 300 страниц в издательство. Мы их проверим. И если Ваша работа будет отвечать нашим представлениям, то Вы получить этот контракт».
Это был удар кулаком в подбородок. Триста страниц русского текста и на немецкий язык на бумагу — да кто же это сможет? У меня не плохо получается печатать на машинке своим методом, и 15 страниц перевода в день я уже делал. За 20 дней это было бы реально. Но я ведь пять с половиной дней в неделю должен «обтираться» в бюро переводчиков на работе. Когда же должны быть готовы 300 страниц, если их делать даже на черновую?
Во всех вариантах было еще одно неизвестное: У меня не было печатной машинки. А столько печатать на работе — это не возможно. Денег на покупку печатной машинки в семейном бюджете тоже не было. Сберегательный счет также болел чахоткой.
Однако на предложение главного редактора я известил свой ответ: «согласен». Это был не единственный раз в моей жизни, когда я из-за такого рода импульсивных решений попадал в цугцванг и стресс. С девизом «сомкнуть зубы и вперед», они, тем не менее, заканчивались успешно. Я этому научился за годы плена, и все время практиковал, вплоть до конца моей профессиональной деятельности. Впрочем, астрологи знают, что у «тельцов» это так, и так и должно быть.
Единственной стоящей вещью, от которой можно было отказаться и продать, был в нашем домашнем хозяйстве радиоприемник. Особенный приемник, который был выпущен фирмой «Блаупункт» в 1946 году. Эта супервещь была напичкана так называемыми лампами Вермахта типа RV12P2000. Как бывший бортрадист, я хорошо знал о их долговечности, и, поэтому, также имел все основания торговаться обоснованно. Откуда же взять помощника, который бы все быстро организовал? Но ведь и «тельцу» должно вести! Нашелся покупатель, который смог оценить качество аппарата, и выложил за него 250 марок. Мы с женой уронили слезу по хорошей вещи, и не имели возможности слушать радио еще несколько месяцев.
Новую печатную машинку за такие деньги ни найти, ни купить, простому частному лицу было невозможно. Заводы ГДР, производившие печатные машинки, отправляли их в качестве репарационного товара и на экспорт. Потребитель внутри страны мог на такое рассчитывать только при наличии справки о необходимости.
В то время торговля канцелярскими товарами состояла на 50% из товаров, бывших в употреблении. По предложению этой отрасли торговли тогда за 250 марок стало возможным приобрести достаточно хорошо сохранившуюся печатную машинку «Конти».[20] В течение трех дней первый барьер был взят.
Теперь, прежде всего, отсутствовало время. Каким-то образом на заводе нужно было добиваться укорачивания рабочего дня. Момент для этого был как раз подходящим. Акционерное Общество подготавливалось к переходу в народную собственность ГДР под названием «Комбинат по изготовлению оборудования для тяжелой индустрии „Эрнст Тельман“» (сокращенно СКЕТ). Репарационные отправки в Советский Союз едва ли больше осуществлялись, а свободный экспорт в ту же сторону не был еще отлажен. Таким образом, бюро переводчиков не было перегружено работой, что и так давало повод для сокращения рабочего времени. Мое прошение на уменьшение рабочего дня на 4 часа было удовлетворено.
А как получилось, что за три недели я собственноручно напечатал 300 страниц (на самом деле их было только 293) немецкого текста с русского, у меня вылетело из головы. Должно быть я находился в некоего рода трансе, который давал мне сил, после 4 часов работы на заводе, еще на 10–12 часов сконцентрированной работы дома. В воскресенье это были все 15 и более часов. Это стало возможным лишь после того, как моя супруга дала убедить себя в этом предприятии, как единственном шансе.
Почему я так был уверен в успехе, и не думал о риске, мне и теперь (с точки зрения человека, которому уже более восьмидесяти лет) не понятно. Любимого радио нет. В доме для этого дела только добытая печатная машинка. При крайне стрессовых условиях — 200 часов рабочего времени и минимальная уверенность в том, что все это даст положительный финансовый результат. На руках — ни бумажки, на которой бы было зафиксировано правовое основание на получение гонорара за выполненную работу. Еще хуже то, что я в процессе моей инсинуации по поводу 300 переведенных на производстве страниц текстов Кульбачного, ничего не спросил про оплату работы за этот перевод. Ох, что же я натворил!
Своей работы было не достаточно. В отделе прокатных станков удалось найти технического редактора. Он просмотрел пробные страницы, которые моя супруга затем переписала начистую. Их можно было уже печатать. Из-за финансовых проблем я вынужден был уговорить коллегу подождать с оплатой его услуг. Он согласился, хотя мог, конечно, и думать, что моя платежеспособность не улучшится и дальше, и тем более, если мы не сможем выполнить все задание. Он рисковал вместе со мной, но не ворчал.
Для отправки выполненной работы в издательство я не полагался на почту. Взяв один день отпуска, и собрав деньги на билеты, я прибыл к главному редактору технического издательства «Technik». Беседа сперва вызвала чувство физического страха, которое можно сравнить с нырянием в ледяную воду. Мужчина, казалось, забыл как про меня, так и о своем запросе по поводу пробной работы. Мысль «все напрасно» привела к физической боли. Но потом собеседник, вероятно, увидел, как изменился мой облик. Он извинился и объявил, что проверку данной работы поручит одному из своих сотрудников. Наконец он взял пачку с умиротворенным выражением лица и пообещал с ответом не задерживаться.
Прием длился примерно 10 минут. Затем я стоял на улице и думал о том, представляют ли господа из издательства, какое у меня сейчас душевное состояние? Совсем нет! Редактор положит сейчас мою пачку бумаг в сторону, и будет сначала заниматься теми делами, которые посчитает более важными.
Во время почти пятичасовой поездки на поезде обратно домой из Берлина (тогда они действительно шли так медленно) у меня было достаточно времени, чтобы подумать, что сказать жене о случившемся. С выражением радостного ожидания в глазах, она наверняка меня обнимет, а мне останется только сказать: «Пьем чай и ждем.»
