Таким образом, единство социально-экономического развития нового государства было обусловлено взаимным влиянием герцогства и королевства. Король получил особые права внутри феодальной системы, которую он контролировал, и к тому же предъявлял права на все привилегии английских королей, доставшиеся ему вместе с завоеванным королевским саном. Помимо этого власть Вильгельма опиралась на единство интересов короля и аристократии, которое он, будучи герцогом, так умело сформировал в Нормандии еще до 1066 года. Поскольку феодальная структура англо-нормандского королевства определялась тем, что нормандские аристократы поселились в Англии на условиях, очень выгодных для короля, то управление королевством зависело от отношений между аристократией и Завоевателем.
Центром системы управления был двор – «curia regis». С определенной точки зрения этот двор можно было считать просто двором крупнейшего феодала страны. Повсеместно в обязанности вассалов входило присутствие при дворе своего сеньора. Это правило относилось и к тем, кто получил свои земли непосредственно от короля. Феодальный характер двора Вильгельма стал еще очевиднее, когда король потребовал, чтобы долг служения по отношению к нему выполняли не только светские феодалы, но и служители церкви. «Curia regis» Завоевателя можно считать двором, состоявшим из людей, служивших королю на тех условиях, на которых нормандские аристократы владели своими землями в герцогстве и в королевстве, хотя это утверждение никогда не было верно для всех без исключения. В этом смысле двор короля Вильгельма, по сути, не отличался от двора герцога Вильгельма, который окружал его до 1066 года и назывался «curia ducis». В состав обоих дворов входили члены семьи Вильгельма – его жена и сыновья – и его главные светские и церковные вельможи. Съезды большого двора, которые проводились в Лейкоке ближе к концу царствования Завоевателя, были шире по количеству участников, но в основных чертах походили на съезды, проходившие в Нормандии с 1051 года.
Однако придворные советы при короле Вильгельме не были чем-то абсолютно новым и чуждым Англии. В завоеванной стране Вильгельм обнаружил существовавший с древних времен королевский совет, который также был собранием местных вельмож и, хотя формировался по иным правилам, был достаточно похож на совет, окружавший герцога в Нормандии. Совет Эдуарда Исповедника включал в свой полный состав главных церковных иерархов и крупнейших светских владетелей (в основном графов), к которым присоединялись и другие знатные люди, вызывавшиеся по приказу короля. Совет был собранием вельмож, созванных королем, который нуждался в их постоянной поддержке. Неудивительно, что Завоеватель вначале был готов эту поддержку принять. А потому съезды, собиравшиеся в 1068–1069 годах, чтобы засвидетельствовать наиболее крупные из его английских пожалований, очень напоминали расширенные советы-витаны времен Исповедника. На этих съездах Вильгельм фиц Осберн и Роже Монтгомери занимали места возле Эдвина, Моркара и Вальтеофа; англосаксонские и нормандские прелаты сидели рядом, а среди присутствовавших должностных лиц было несколько людей, ранее служивших Исповеднику.
Советы первых лет царствования Вильгельма особенно интересны как пример избранной им внутренней политики: свои нововведения, которым было суждено в корне поменять основы общественного устройства страны, он проводил в жизнь плавно и в то же время эффективно. Изменения в составе двора стали заметны лишь после 1070 года, но потом перемены в нем шли очень быстро, поскольку замена прежней английской аристократии на новую неизбежно отражалась в составе двора. К концу правления Завоевателя среди участников больших собраний двора имена видных английских аристократов стали большой редкостью. Несмотря на появление новых людей и новых феодальных идей, двор Вильгельма Завоевателя даже тогда в одном аспекте еще можно было сравнить с витаном Эдуарда Исповедника: в 1080 году, так же как в 1050-м, двор короля состоял из самого монарха и членов его семьи, виднейших церковных иерархов и крупнейших светских владетелей, а также некоторых должностных лиц. К тому же Вильгельм, всегда выступавший как законный преемник Исповедника, никогда не забывал о том особом положении, которое давал ему титул короля Англии. С другой стороны, справедливым будет утверждение, что ко времени смерти Завоевателя «curia regis* стала нормандской в том смысле, что феодалы были обязаны присутствовать на собраниях двора в силу вассальных обязанностей, возникших из-за предоставления им королем земли.
«Curia» собиралась часто. Но еще до 1087 года появилась традиция собирать ее в полном составе на Рождество, на Пасху и на Троицу. В этих случаях собрания двора всегда отмечались великолепными церемониями и роскошными приемами. Двор Вильгельма в полном составе наглядно отражал характер королевской власти в англо-нормандской монархии и отношение этой власти к тем людям, от чьей поддержки она зависела. Например, король в таких случаях носил корону, которая, как читатели уже видели, была в XI веке одним из важнейших символов святости и светского величия королевского сана. Картина восседающего на троне, облаченного во все королевские регалии и окруженного знатнейшими светскими вассалами и прелатами Вильгельма выражала величие и верховенство его власти и одновременно подчеркивала тесную связь между королем и его вассалами. Такие съезды позволяли тем, кто управлял Нормандией и Англией, лично встречаться друг с другом, а королю давали возможность ознакомиться с состоянием дел во всех частях его государства посредством общения с людьми, отвечавшими за управление этими частями. Такова была обстановка, сложившаяся при дворе Вильгельма Завоевателя к 1085 году, когда он произнес свою проникновенную речь в Глостере, где возник план описи земель. Так возникла идея создания «Книги Судного Дня».
Но король Вильгельм встречался со своими вельможами не только в таких особо торжественных случаях. Его «curia» часто собиралась в меньшем составе, куда входили лишь те, на чье мнение король полагался особенно. В этот, если можно так выразиться, ближний круг входили архиепископ Ланфранк, сводные братья короля Одо и Роберт, а также Алан Бретонский, Ричард фиц Гилберт, Роже Монтгомери и Вильгельм Варенн. Здесь также прослеживается преемственность внутренней политики Вильгельма, ведь и в Нормандии дворцовые советы проходили по той же схеме. А поскольку после 1070 года наиболее ответственные посты при дворе Вильгельма по обе стороны пролива занимали главным образом одни и те же люди, то они перемещались по королевству вместе с монархом. Естественно, при обсуждении проблем конкретного района на совет приглашались местные должностные лица, имевшие к нему непосредственное отношение. Но главные вельможи (Роберт и Генрих Бомоны, Роже Монтгомери, граф Роберт Мортень, Ричард фиц Гилберт) появлялись на нормандских съездах двора так же часто, как на английских. Присутствие этих людей в значительной степени нивелировало различия между нормандским и английским дворами.
