— Нет, тебя ждет, идиота, — измывается внутренний голос, и я с ним частично согласен. Холодно… Пытаюсь укрыться махровым полотенцем внутренний голос ржет, как Буцефал.
И вдруг трогает меня за плечо маленькая, теплая женская ручка, и раздается нежный шепот: «Ну, иди сюда, что, мерзнешь?» Вай!.. Вот это поворот событий, как говорится… в зобу дыхание сперло…
— Ну, что ждешь, кретин?! Давай вперед, ты же этого хотел! Сбылась мечта идиота! — внутренний голос совсем распоясался. Ну куда его деть!
Ну, я следую за ручкой, ныряю под спальный мешок, который расстегнут как одеяло. Чувствую… раздетое женское тело… Боже!.. Рассудок меркнет окончательно, инстинкты торжествуют. Сразу, понятно, согреваюсь. Вспоминаю некстати — говорят, замерзших до полусмерти эсэсовцев клали голыми между двумя комсомолками, тоже голыми, но живыми. И эсэсовцы оживали… Скольжу вверх по пылающему огненному бедру… Внутренний голос глумится: «Ну скажи же что-нибудь ласковое, человек ты, в конце концов или нет?!»
— Тань…
Спальник-покрывало-одеяло взлетает от взрыва бешеной женской страсти-ярости, как триста тысяч тонн тротила.
— Что?! Я тебе покажу «Таня»!!! Кобель паршивый!!!
Ма-ма… Боже, ну куда ты смотришь, когда нас, грешных, бес путает?! Этот голос я ни с чем не спутаю, потому что это голос моей жены. Откуда?! Ну откуда она здесь? Кошмар какой-то, а может, это сон?
— Татьяна… — пытаюсь я очнуться от сна-кошмара, но он только начинается.
— Таня, да? Это твой знакомый с ПРЗ, да? Я тебе сейчас омлет приготовлю, из твоих собственных яиц!!! — последние сомнения исчезают. Это жена. Пистолета нет, застрелиться нечем.
— Что, омлета ждешь? — снова внутренний голос. — Я бы на твоем месте ноги уносил.
Уношу. Как ошпаренный, пулей вылетаю из палатки — удивительно, как только выход нашел с первого раза? Мне вслед летят кирзовые сапоги.
Во номер! Тут я начинаю что-то понимать. И кто такая Таня, и чего рюкзак был такой тяжелый, и загадочные взгляды, и намеки… Стало быть, в этом запланированном представлении я один не знал сценария, ну и доигрался. Меня начинает разбирать истерический хохот. Только этого не хватало в спящем лагере посреди ночи. Хватаю сапоги и направляюсь в сторону дороги. До подъема часа четыре. И я иду — два часа туда, два часа обратно. Гуляю. Не привыкать. Военные должны стойко переносить все тяготы и лишения, в том числе и семейной жизни. Подышу свежим воздухом, что в этом вредного? А там, глядишь, и моя «полиция нравов» поостынет… Ночь сумасшедшая: тихая, звездная, чуть морозит. Короче, размялся я перед восхождением, даже слишком размялся…
А народ специально встал на час раньше. А меня нет! Забеспокоились, я возвращаюсь — меня уже все ищут, все на ногах, с рюкзаками. Смотрю — и моя рот разевает, переживает, ага! Значит, дело к лучшему.
— Привет! Вы чего орете?
— Ты где был? Мы тебя уже полчаса ищем!
— Нигде. Тут он я. На зарядку бегал, купался…
— Ну ты даешь! Собирайся быстрее, одевайся, завтракай…
— А мы уже готовы, я все собрала, — жена заявляет спокойно.
— Он что, так и пойдет? — заинтересовался народ.
— А он у нас закаленный морж, — говорит жена. — Хорошо, что не босиком, а в сапогах…
— Вы что, серьезно?
— Серьезно. Пошли.
Я рюкзак беру и пошли. С погодой просто повезло. В полдень, на полпути к вершине вся группа маленько разделась — позагорать — а к вершине опять оделась. А я настолько акклиматизировался и закалился, что весь маршрут отшагал в спортивных трусах и в кирзовых сапогах, правда сильно обгорел на солнышке. С женой мы, понятно, помирились еще в походе, а вот дружба с Таней у нее в дальнейшем как-то не заладилась…
С тех пор в походы мы ходим при каждой возможности, и только вместе уже почти десять лет!
Особенности медвежьей охоты
Кто ел из моей миски?! Кто спал на моей кровати?!
из РНС (русской народной сказки)
Ну и что тут рассказывать?
Конец экспедиции в честь 40-летия камчатского альпинизма. Десятый день, переход к последнему этапу — штурму Толбачика. Продукты питания официально съедены еще вчера, остались только неучтенные. У меня лично их вообще не осталось, если не считать сала и кирзовых сапог. Помните, в шестидесятых была популярна такая легенда?
Четверо солдат оказались на барже в Тихом океане в шторм, естественно, без продуктов питания. Баржа была со стройматериалами, с цементом, что ли. Страна тогда ускоренным темпом строила коммунизм наперегонки с Китаем. Но были у солдат кожаные ремни и кирзовые сапоги — это их и спасло. Даже песня была: «…Не сдаваясь, четыре солдата повторяли все те же слова — я вернусь к тебе, Россия… знаю, помнишь ты о сыне…», всю не помню. Но прибило их к Америке. Тогда же родилась поговорка «Голод — не тетка». Это точно.
А у меня все излишки продуктов конфисковали еще при первой продразверстке наши начпроды Наташа и Лена. Разложил я, значит, продукты свои перед собой и с Совестью своей советуюсь — что в общий котел, а что себе с Совестью оставить. А с Совестью у меня, как и у всей страны разногласия, то есть противоречия. Ну, пока мы противоречили, налетела продразверстка, и все, что я хотел себе оставить, изъяли. Осталось только сало. Было оно тряпочкой прикрыто, а они подумали, что я портянки сушу. Побрезговали притрагиваться, слава Богу.
Уже два вулкана покорили: Камень — четыре шестьсот — и Ушковского — три девятьсот девяносто. А все опытные, матерые… Чем в гору тащить — лучше перед штурмом побольше съесть, ну и после, а на гору лучше идти налегке. Вот и идем мы к Толбачику (три шестьсот) налегке. Правда, у всех есть свои секреты, как у женщин майонез «Кальве». Вот и разбрелась группа из двенадцати человек со своими секретами.
Есть секрет и у меня — сало. Скрывать стыдно — Совесть терзает, но и делиться тоже не дает. Ведь кругом — зубастая молодежь! Пока я — кусочек на оставшийся зубочек, они, как пираньи: клац-клац, и нету. Рыбки такие есть в Амазонке, говорят, за пять минут от буйвола один скелет остается, коли искупаться вздумает (вот уж действительно прав был Платон, утверждавший, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку!). А у Миши Острогорского в рюкзаке одни лекарства да веревки. Он — живая, еще ходячая легенда советского и камчатского альпинизма, ему под шестьдесят. Ну, думаю, этот много не съест.
Сало у меня особенное, пайковое. Нам его в учебном центре дали напоследок. Вернее, паек выдали свиными тушами, которые пришлось делить по справедливости, с учетом национальных особенностей и заветов предков. Вот и получилось так, что командир центра Фрейдман и главный инженер Гельмель — им же по заветам предков сало явно нельзя — им мяса вырезали. Ну, а мне, как белорусу, не то что предки, сам Бог велел сало. А шкура, то бишь кожа, у тех свиней была такая, что из нее впору защитные доспехи делать — холодным оружием с первого раза не возьмешь. Вот такое было у меня сало.
