Большое внимание Михаил Сергеевич уделял обучению дружинников военному делу. Большинство из них не умели обращаться с оружием, а некоторые небрежно к нему относились. У дружины был свой клуб, в котором продлись занятия по военному делу и другая работа. Дружинники несли охрану в городе, чаще всего в ночное время, защищали митинги и демонстрации от налета казаков, черносотенцев и полиции…
Костромской комитет РСДРП и Совет рабочих депутатов, готовя массы в восстанию, большие надежды в его проведении возлагали на боевую дружину. Ответственный секретарь комитета А. М. Стопани и другие руководящие работники признавали позднее, что дружина была сильная, неплохо вооруженная и организованная, а «во главе стояли такие надежные товарищи, как М. С. Кедров, К. Волков (Николай Иванович), Н. П. Лапшин и др.».
После поражения Московского восстания дружина переходит на нелегальное положение. В Костроме, как и в других городах, усиливаются репрессии.
Над М. С. Кедровым и другими руководителями партийной организации и дружины нависла серьезная опасность. Положение осложнялось еще тем, что в квартире Михаила Сергеевича жила сестра жены, участница революционных событий в Ярославле и Москве — Нина Августовна Дидрикиль, работавшая в костромской нелегальной партийной типографии. В связи с черносотенным погромом партийный комитет решил надежнее укрыть свою типографию. Под покровом темной осенней ночи Михаил Сергеевич с помощью Нины Августовны перенес типографское оборудование в свою квартиру.
В квартире М.С.Кедрова жил и Н. И. Подвойский. Их связывала давняя дружба, совместная боевая работа в Ярославской партийной организации. Н. И. Подвойский, зверски избитый в Ярославле черносотенцами и полицейскими в октябрьские дни 1905 г., по решению Ярославского комитета РСДРП был нелегально переправлен в Кострому, к М. С. Кедрову.
И вот в один из дней января 1906 г. на квартиру М. С. Кедрова нагрянули жандармы, имея предписание не только Костромского, но и Московского губернских жандармских управлений произвести обыск и арестовать Михаила Сергеевича. Властям стала известна его революционная деятельность в Москве и Костроме. Только по счастливой случайности его не оказалось дома. Жандармы обнаружили на квартире Михаила Сергеевича Н. И. Подвойского и задержали его.
М. С. Кедров покидает Кострому… Но оставалась созданная М. С. Кедровым боевая дружина, которая и после его отъезда активно действовала и совершала смелые боевые операции…
Деятельность М. С. Кедрова в 1905 г., как одного из руководителей костромских большевиков и организаторов боевой дружины, — яркий этап в его жизни, жизни солдата революции, как скромно называл себя Михаил Сергеевич. Таким он и остался в благодарной памяти костромичей.
Их жизнь — борьба.
Очерки.
Ярославль, 1077, с. 61–67
Е. X. Фраучи. МОЙ ДЯДЯ МИША
Михаил Сергеевич Кедров был человеком интереснейшей биографии и трагической судьбы. Он происходил из старой дворянской семьи, род которой был записан в 6-й книге русского дворянства. Отец его, Сергей Александрович, содержал в Москве нотариальную контору, слыл традиционным хлебосолом и меценатом. Один из предков этой разветвленной семьи, высокопоставленный военный, влюбился в красавицу из цыганского хора и, невзирая на скандал в офицерском обществе и высшем свете, женился на ней, потеряв все воинские чины и привилегии. Как видим, вольнодумство в этой семье имело давние корни.
Прабабка-цыганка обладала большой музыкальностью и превосходным голосом. Эти качества вместе со своими жгуче-черными глазами и волосами цвета воронова крыла она передала своим потомкам.
Среди братьев и сестер Михаила Сергеевича мы встречаем скрипачей, пианистов, певиц, но по большей части все они были незавершенными музыкантами. Только любимый брат Михаила — Бонифатий Сергеевич был скрипачом-артистом.
Михаила Сергеевича с десятилетнего возраста отдали в гимназию.
Он продолжал заниматься и музыкой, начав эти занятия еще с раннего детства со своей матерью. Она хорошо играла на рояле.
В гимназии преподавание велось на немецком языке, и Михаил Сергеевич изучил его в совершенстве. А французскому — детей обучали дома, как это было принято в той среде. После окончания гимназии Михаил Сергеевич в 1897 г. поступил в Московский университет. Он успешно занимался, но в 1899 г. был исключен за участие в студенческих «беспорядках» и выслан из Москвы в Ярославль. Там он поступает в Демидовский юридический лицей и знакомится с вихрастым подвижным как ртуть студентом — Николаем Ильичом Подвойским. Вскоре оба включаются в подпольную работу марксистского кружка А. М. Стопани. Встретив друг в друге полное взаимопонимание и общность идеалов, они и решают поселиться вместе на Власьевской улице. Их соседом оказался Александр Дидрикиль. Таким образом, возник «пансион трех холостяков».
После смерти родителей[17] М. С. Кедров оказался одним из наследников значительного состояния. Он получает свою долю наследства и целиком передает в партийную кассу кружка на дело революции.
…Не успели мы, ребята, утром попить молока с сыром, как увидели через раскрытое окно столовой идущую по дорожке парка Нину, и, что было особенно любопытно, — она шла не одна! Рядом с ней шагал высокий и очень черноволосый молодой человек с небольшой бородкой. Черные блестящие глаза и смуглое лицо делали его похожим на цыгана.
Мы высыпали на террасу и немедленно были замечены гостем.
— Это мои племянники, — сказала Нина. Ее спутник оживился.
— Бегите сюда, давайте познакомимся!
Мы как горох посыпались по лестнице, шлепая босыми ногами по ступеням, и очутились рядом с незнакомцем. А Нина называла наши имена. Черноволосого она нам представила как своего и дяди Сашиного товарища и предложила называть его «дядя Миша».
Это был М. С. Кедров.
Вместе с нами дяде Мише был представлен пес Валет и маленький лохматый Бобик, в густой шерсти которого постоянно гнездились блохи. Дядя Миша немедленно дал ему кличку Блохарь и принялся возиться с собаками, чем вызвал у нас неподдельный восторг и любовь. Мой брат Артур[18] с гордостью рассказывал о талантах Валета и всячески старался склонить симпатии дяди Миши в его сторону. А Михаил Сергеевич во время этой возни пришел в такой азарт, что встал на четвереньки и залаял на собак с таким неподражаемым искусством, что те поджали хвосты и пустились наутек. Впрочем, впоследствии они выказывали ему все признаки собачьей привязанности и верности.
