— Значит, внук. Хм, да, поихать надо! Як зовут-то? — покрякивая, выспрашивал Дмитрий Николаевич.
— Ванькой.
— Ванька? Хай будет Ванькой. Но як же по батькови?..
— Це я не можу знать, поидишь — попытай, может, скажет…
А Захар и не подозревал даже, что у него в Краснодаре растет Ванька.
Захар приехал домой незадолго до начала войны. В первый же день встретился с Анюткой. Она шла со станции. Узнав его, опустила голову, стараясь скрыть волнение. Захар пошел ей навстречу, но она свернула в чужой двор.
— Нюра! — окликнул Захар.
Но Анюта не оглянулась даже.
Накануне отъезда Захара на фронт она написала коротенькую записку и послала ему. Но Захара не оказалось дома: он уже находился в полку и только утром заехал проститься с родными.
Анюта прождала его весь вечер и утро, измученная тревожным раздумьем и безотчетной тоской. Не вытерпев, вышла на окраину станицы. Здесь состоялась их последняя встреча…
Так вот и выложил Захар перед полковником всю свою историю, — может быть, и не так, как она описана здесь, однако рассказал все подробно, даже не забыл про топор и про быка, только умолчал о скатерти. Неудобно было признаваться казачине, что дивчина отхлестала его тряпкой. Не сказал и о сыне, о существовании которого Захару не было известно.
Лев Михайлович слушал внимательно, иногда задавал вопросы, иногда молча хмурился. Когда Торба кончил свою исповедь, полковник закурил и спросил:
— А сам ты чувствуешь, что виноват во всем?
— Сначала одна была думка, потом другая, а зараз третья. Як побыл на войне, самый малый пустяк кажется наикращим!
— Анюта не пустяк, а человек!.. А письмо такое ты зря написал, надо как-то по-другому… — Подумал, потом решительно добавил: — Нет, пожалуй, пошли так, как есть! Сучкастое твое письмо, но зато откровенное. Так лучше будет. Только вот «Анна Митриевна» — это нехорошо… Напиши просто: «Здравствуй, Анюта!» Колхозникам напиши — им дорога каждая весточка с фронта. Народ нас воевать послал, законно интересуется. Ну, добре, мы еще потолкуем…
Во дворе кто-то громко крикнул на коня: «Стоять, ишь ты!» В сенцах послышались шаги, открылась дверь. Вошел чернобровый казачок в щегольской кавалерийской венгерке, со свертками под мышкой.
— Покушать, товарищ полковник, — проговорил он, шурша газетой.
Доватор скользнул взглядом по сверткам и, посмотрев на часы, с досадой поморщился.
— Вы, товарищ полковник, со вчерашнего дня ничего не кушали, обиженно проговорил коновод. Он хотел еще что-то сказать, до Доватор нетерпеливо остановил его:
— Ничего! Надо тренировать вот эту кухню, понял? Война-то только начинается! — Он шутливо похлопал коновода по животу. — А ты коней накормил? Нет? Значит, и самим есть пока не положено. Да, кстати, кажется мне, что Сокол жалуется на левую переднюю ногу, надо посмотреть.
— Кони получат в свое время. А вам надо сейчас покушать, — упрямо настаивал коновод.
— Я смотрю, Сергей, ты во сто раз хуже моей жены! Ей всегда казалось, что я мало ем. Начнет уговаривать: «Вот этого поешь да то попробуй». Так напробуешься, что лень одолевает, поспать хочется. Верно?
Доватор, улыбаясь, смотрел на Торбу.
— Точно так, товарищ полковник! Жирный кот на мышей не охотится, весело сказал Захар.
С приездом Доватора в кавгруппу началась горячая подготовка конницы к рейду по глубоким тылам противника.
Это было сложным делом. В боях дивизии понесли потери. Их необходимо было восполнить.
На подготовку к рейду был дан жесткий срок. За этот срок прежде всего надо было научить людей особой тактике действия в тылу врага, повадки которого были еще мало изучены.
В первые дни войны бывали кое-где случаи, когда слово «окружение» становилось источником путаницы, неразберихи, а порой и паники, которую поднимали трусы и разгильдяи.
На долю Льва Михайловича Доватора выпала почетная задача: развеять боязнь окружения и доказать на практике, что бить врага можно всюду, были бы на то воля и умение.
Но на первых порах Доватору пришлось столкнуться и с такими людьми, которые, еще не успев как следует повоевать, возомнили себя опытными стратегами. Они готовы были спешить конницу и превратить ее в пехоту.
Прочитав боевой приказ о подготовке к рейду, подполковник Холостяков сказал Доватору:
— Я не обсуждаю приказ, а высказываю свое мнение… Несколько дней назад мы едва вырвались из окружения, а сейчас сами полезем в пекло!.. Обо мне можно подумать, что я трус. Постарайтесь понять, товарищ полковник, что для военного человека умереть вовсе не трудно… — Голос Холостякова звучал надорванно, с волнующей хрипотцой. — Сейчас как раз нужно жить, чтобы разбить фашистскую армию. Значит, нужно беречь человеческие жизни. Скажу вам откровенно, при такой обстановке я бы не пошел с конницей по тылам противника, а щадил бы людей…
Доватор слушает его молча. Медленно подняв от стола голову, внимательно своими ясными, острыми глазами оглядывает этого человека с ног до головы. Поощрительно и сдержанно говорит:
— Продолжайте, пожалуйста…
— Сейчас на всех фронтах сложное положение. Вы это, надеюсь, отлично знаете. Нам потребуется много живой силы, много резервов и технических средств. Стратегическая обстановка пока складывается не в нашу пользу.
— Это слишком туманно выражено, товарищ подполковник. Говорите ясней.
Еще в штабе фронта Доватор слышал много разговоров о немецкой стратегии и тактике, о быстроте маневренных передвижений. Сам выспрашивал подробности у знакомых командиров, побывавших в бою. Это были полезные, деловые суждения, без уныния и подавленности. Но тут Холостяков с назойливой бесцеремонностью внушал другое.
— Слишком туманно, — повторил Доватор.
— Постараюсь говорить ясней, — продолжал Холостяков. — Будем смотреть правде в глаза: Ельня окружена противником, Смоленск пал, фронт приближается к Москве, самые важные магистрали в руках немцев, а мы намерены распылять силы. Надо их концентрировать и готовиться к обороне. Командиры штаба армии не протерли еще глаза. Не видят и не чувствуют обстановки!
— Понимаю! — соглашается Доватор. — Однако мне кажется, штаб армии и вы желаете как раз противоположного. Не писали вы об этой вашей точке зрения наштарму?
— Не писал, а говорил, — ответил Холостяков. — Этим партизанским рейдом сейчас болеют все командиры и политработники. Ну и кавалеристы, конечно. Совершить марш по тылам врага с клинками наголо очень соблазнительно, но…
