Съемка очередной сцены: я останавливаюсь посредине тротуара, рядом с собой ставлю сумку, достаю носовой платок, вытираю вспотевший лоб, нагибаюсь за сумкой… Сумки нет! Вот и вся сценка. Сумку должен «украсть» наш артист. Репетировать не стали, лишь на тротуаре пометили мелом место моей остановки и договорились, что только по команде Эфраима Севелы артист-похититель начнет приближаться ко мне и, оглядевшись по сторонам, цапнет мою сумку…
Звучат команды: «Все по местам! Приготовились к съемке!
Мотор!» Начали! Потихонечку иду, останавливаюсь, ставлю сумку на тротуар, вытираю пот, «жулик» делает свое дело – цап сумку! – и… Вдруг вопль, бросок местного дядечки в сторону «вора». Сумку у нашего артиста вырвали, ему заломили руки, ор превратился в дикий хор. Лишь невероятными усилиями двух переводчиц – нашей и турчанки – удалось «подавить восстание» защитников правопорядка.
Все было чрезвычайно забавно, если бы не чувствительные тумаки, которыми был награжден наш артист…
Многие любопытные из числа наших пассажиров поехали с нами на съемку. Да и на город взглянуть. В паузе между съемками подошла ко мне ну очень серьезная дама лет пятидесяти:
– Можно задать вам вопрос? Я из Анадыря. Смотрела вас в гоголевском «Ревизоре» по телевидению. Я в восторге… Я очень далека от театрального мира. Скажите, как это вы запоминаете такое – с ума сойти можно! – количество текста Городничего? Долго, наверное, зубрили?
– Во многом помогает память, рефлекс. Когда точно знаешь свои поступки, чего хочешь добиться – как бы механически фиксируется необходимый для достижения цели текст твоего героя. Понимаете?
– Понимаю, понимаю! Рефлекс – механический! И он фиксирует! Понятно! А потом подсказывает!.. А он тяжелый, ну, этот аппарат? Тяжелый?
2 апреля 9.00 утра. Загудела-забасила наша «Астра», отошла от причала Стамбула и направилась в греческий порт Пирей.
Вихрем закружились воспоминания, воспоминания…
Гастроли Малого театра в Афинах и Салониках в 1978 году. Бесшумные, огромные «фиаты» мчат нас из Афин в Салоники. Традиционная остановка около развалин старинного греческого театра. Нам повезло – на сцене под открытым небом играется древнегреческая пьеса. Не зная греческого языка, традиций старинного театра, особенностей актерского мастерства, вы мало чего поймете, а уж рассказать смысл происходящего, конечно, не сможете, не говоря уже о жанре представления. Первое впечатление – пародия, капустник…
Через всю сцену – из глубины на первый план, где стоят остальные артисты, – важно идет артист в древних одеждах и гриме, с чуть приподнятой и протянутой вперед правой рукой и опущенной и оттянутой чуть назад от туловища – левой. Громко, нараспев говорит долгий текст. Дойдя до авансцены, поворачивается, меняет положение рук – теперь левая смотрит вверх, правая – назад вниз. И, не прекращая говорить, скрывается в глубине за кулисы…
– Что он сказал? – шепотом спрашиваю у переводчицы.
– Он сказал – «Пора ехать!».
– И все? – Я чуть было громко не засмеялся.
– Все.
– А почему же так долго? Многословно?
– Он к каждому обращался по имени, называя, кроме того, еще их должности и звания.
– Это комедия?
– Трагедия.
Весь плац для автобусов «обшит» ларьками, малюсенькими барами на два-три столика, ресторанчиками на пять-шесть. Подходим к «заведению», торгующему вином. Показываю хозяину один палец и на бутылку. Дает. Плачу. Открывает. Показываю шесть пальцев и на фужеры. Дает. Наливаю. Нас пятеро. Шестой фужер протягиваю хозяину. На его лице – некоторая растерянность. Чокаемся… Говорю: «Ваше здоровье, дядько!» «Дядько» заулыбался и выпил. Отходим к автобусу. За спиной слышим: «Дядько!» Оборачиваемся. Продавец манит к себе. Возвращаемся. Грек открывает новую бутылку, ставит на поднос шесть чистых фужеров, наполняет их и говорит: «Дядько!» Чокаемся. Жестами и поклонами показывает, что теперь он нам всем желает здоровья. Благодарим. Предлагаю деньги. Качает головой, дескать: «нет, что вы, я на этот раз угощаю». Благодарим, кто на русском, кто на немецком, кто на английском. Выпиваем. Я показываю пальцем на бутылку. Еще! Плачу! Выпиваем. Грек разрумянился. Благодарит поклонами. На лице – восторг! Автобус сигналит, созывая всех наших. Многие уже в салоне. Прощаемся, обнимаемся, даже лобызаемся. Что поделаешь – собутыльники ведь! Дружба навеки! Подходим к нашему «фиату», вот-вот войдем. Вдруг снова слышим: «Дядько!» Надрывное, щемящее, тоскливое – «Дядько-о-о-о!». Опять зовет к себе, опять угощает. Мы – его, он – нас, мы – его, он – нас. И все повторяет:
«Дядько! Дядько!» Очень ему понравились и винная игра и это слово. «Фиат» сигналит, сигналит и наконец трогается… Финальная мизансцена: на дороге, окутанный выхлопным автодымом, стоит удаляющийся от нас наш друг, держа в одной руке поднос с наполненными бокалами, и машет нам другой. По артикуляции губ видим повторение одного и того же слова: «дядько», «дядько», «дядько»…
Переводчица-гречанка сказала, что мы – первые туристы, угостившие его, хозяина, его же вином. Первые за всю его жизнь.
Первое утро в Афинах.
7.30. Звонок…
– Алло?
– С добрым утром. Это Весник? С приездом! Это говорит дедушка твоего сына Жени…
– Братцы, дайте поспать. – Вешаю трубку.
7.33. Звонок… Снимаю трубку.
– Ну, что? Угомонитесь, черти! Неужели всю ночь… (Грешу на своих веселых коллег.)
– Серьезно, это говорит дедушка твоего сына…
– Идите вы! – Вешаю трубку.
7.36. Звонок…
– «Дедушка», отстань! Ну кто это? Сергеев?
– Это дедушка…
– Мама родная! Кто это? Иванов?
– Дедушка…
Вешаю трубку.
7.40. 7.50. 8.00. Тишина. Засыпаю…
Стучат. Открываю глаза – на часах 9.30.
– Войдите!
Дверь открывается. На пороге… дедушка моего сына Жени!
Теща была замужем за греком. Родила мою жену. С греком развелась. Жена родила мне сына Женю. Грек уехал на родину. В каком городе жил грек-дедушка, я не знал. Дедушку в глаза не видел, только на фотографии. Но этого было достаточно, чтобы узнать в стоящем в дверях номера гостиницы дедушку моего сына Жени.
Судьба этого человека достойна внимания. Член Коминтерна в Греции. За это приговорен к двум месяцам тюрьмы.
Затем послан в Рай – в СССР. Там за невинный анекдот «награжден» «самым объективным, демократическим и гуманным» судом к 10 годам заключения в лагере строгого режима. «Отдохнул» – и в Ташкент. Там женился. Стал папой. Разошелся. «Поступил» в Компартию СССР. В числе многих греков был отправлен в Афины на подмогу тамошним единомышленникам. Как раз во время наших гастролей в 1978 году происходили выборы мэра города. В числе нескольких кандидатов был выдвинут коммунист – композитор Теодоракис. Дедушка – активист избирательной компании. Не помогли тысячи греков-коммунистов СССР: Теодоракис не прошел…
