Несмотря на годы террора и эвакуацию, Людмиле Григорьевне удалось сберечь две тетради («оранжевую» и «коричневую») с автографами стихотворений Корнилова и рукопись неоконченной поэмы «Люся». Дальнейшая переписка с Берновичем продолжалась на одной волне: оба корреспондента были обеспокоены тем, чтобы рукописи поэта «попали в чистые руки». Доброжелательный тон писем Людмилы Григорьевны дает основание предполагать, что она считала Берновича единственным исследователем, которому могла доверить публикацию неизвестных текстов из своего архива.
В публикуемых письмах отражены перипетии несостоявшейся в 1959 году передачи (продажи) «коричневой» тетради в Институт русской литературы (Пушкинский Дом). Одна из причин столь неудачного (для пушкинодомцев) оборота дела состояла в том, что первоначально экспертная комиссия института не «оценила» «коричневую» тетрадь по достоинству, объяснив это тем, что стихотворные тексты из нее уже были опубликованы. Но позже, благодаря настойчивости Михаила Петровича и поддержавшей его сотрудницы Рукописного отдела Марфы Ивановны Маловой, комиссия изменила свое решение, поставив тетрадь, по выражению Берновича, «в один ряд» с рукописями Есенина. Судя по письмам, именно эта досадная заминка задела Людмилу Григорьевну, которая была уверена в ценности тетради прежде всего как объекта для исследования и мало беспокоилась о материальной стороне дела.
Но имелась и другая причина, по которой рукопись не пополнила собрание Пушкинского Дома. Людмила Григорьевна, вероятно, была не готова расстаться с дорогой реликвией — вещественной памятью о прошлом. Да и Бернович, инициировавший переговоры с Пушкинским Домом и склонявшийся к передаче рукописи на государственное хранение, все же рекомендовал поступать Людмиле Басовой, «как подсказывает сердце». Вот почему в тот год эта история не получила своего завершения: рукопись («коричневая» тетрадь) была возвращена владелице по ее просьбе. Об этом свидетельствует запись, сделанная сотрудником Рукописного отдела: «Рукопись возвращена Л. Г. Басовой через М. П. Берновича. 17/VII. 59»[487]. «Одно я обещаю, — писала Людмила Григорьевна Михаилу Берновичу, — что после меня эти рукописи попадут в Пушкинский Дом, а пока я их решила оставить».
Действительно, обе рукописные тетради Корнилова, как и завещала Басова, в итоге поступили на постоянное хранение в Пушкинский Дом. Но поступили они от имени Берновича, в распоряжении которого оказались через некоторое время после кончины Людмилы Григорьевны.
Попробуем на основе учетных документов Рукописного отдела восстановить последовательность архивных поступлений корниловских материалов. В 1964 году Бернович стал передавать в Пушкинский Дом часть своего личного архива, в котором были автографы О. Форш, В. Каверина, В. Рождественского, В. Пановой, С. Орлова и других писателей. В заявлении от 2 ноября 1964 года, кроме перечисления подаренных автографов советских писателей, Бернович написал: «Рукописи Б. Корнилова, письма ко мне его матери и жены передам после окончания работы над однотомником Корнилова для большой серии „библиотеки поэта“. Рукописи Б. Корнилова могут быть доступны для изучения»[488]. Таким образом, становится ясно, что во время подготовки произведений Корнилова для «Библиотеки поэта», Бернович работал с «оранжевой» и «коричневой» тетрадями[489].
Следующая запись в учетных документах, которая фиксирует передачу Берновичем в дар в Пушкинский Дом двух тетрадей с автографами Корнилова, датируется 12 июня 1965 года. И наконец, еще одна запись о передаче рукописи неоконченной поэмы «Люся» относится к июлю 1966 года. Так сохраненные Людмилой Григорьевной рукописи поэта были переданы Михаилом Берновичем в Рукописный отдел Пушкинского Дома и находятся в составе личного архива Берновича (ф. 600).
Но вернемся к переписке 1959 года. Весьма примечательно последнее письмо Людмилы Григорьевны, которая с воодушевлением откликнулась на предложение Берновича поучаствовать в составлении нового корниловского сборника. В этом письме Людмила Басова приводит свой список «избранных» произведений Корнилова, благодаря которому мы узнаем, какие именно стихотворения были ею и, вероятно, самим Борисом Корниловым особенно любимы. Остается лишь сожалеть о том, что тяжелая болезнь не оставила Людмиле Григорьевне возможности сделать свое участие в популяризации поэзии Корнилова еще более весомым. В конце письма Людмила Григорьевна вновь напоминает Берновичу о «коричневой» тетради и пишет: «Высылайте рукопись! Очень соскучилась».
Помимо насущных вопросов, касающихся собирания воедино наследия поэта, корреспонденты называют в письмах круг лиц, причастных к возрождению интереса к творчеству Бориса Корнилова. Неоднократно упоминаются в письмах женщины «страшной судьбы» — Таисия Михайловна Корнилова и Ольга Федоровна Берггольц, а также впервые возникает имя нижегородца Леонида Безрукова, «неистового ревнителя» поэзии Корнилова.
В публикацию включена вся сохранившаяся корреспонденция 1959 года: переписка составлена с использованием писем и телеграммы Берновича из личного архива Ирины Басовой (письма № 3, 6, 7, 9, 10), а также писем, хранящихся в Рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН в архиве Берновича: ф. 600, № 119 (письмо № 5) и № 154 (письма № 1, 2, 4, 8, 11, 12). Тексты публикуются по автографам, письма без датировок систематизированы по содержанию, сокращения раскрыты в ломаных скобках, подчеркнутые в текстах писем слова выделены при печати курсивом.
1. Л. Г. Басова — М. П. Берновичу
Уважаемый Михаил Петрович!
Я очень сожалею, что Берггольц[490] не передала Вам мои письма и что Вы давно, до сдачи книги в печать, не написали мне[491].
Я понимаю, что в старых книгах Б<ориса> П<етровича> были такие стихи, которые он не только не включил бы теперь, но и тогда многие стихи свои вызывали у него раздражение и недовольство, когда он видел их напечатанными[492].
Но те стихотворения, которые он любил (а это составляет очень маленький процент от всего им написанного), безусловно, выдержат испытание временем.
Вкус Б<ориса> П<етровича>, его поэтические симпатии и требовательность подтверждают это.
Очень прошу выслать мне оглавление книги.
Вы только подготовляли книгу к печати или редактируете ее?
Насчет наследства (т. е. гонорара) я тоже писала О<льге> Ф<едоровне>, чтобы она как единственную наследницу указала бы мать Б<ориса> П<етровича> — женщину очень страшной судьбы[493].
