— Почему же вы Рогозина на месте не поправили?
Почибут, как опытный штабной командир, давно оценил всю обстановку, но не понимал снисходительного отношения Осипова к молодому командиру.
— Вот он придет сюда, мы его здесь и поправим. А там нельзя было. Зачем лишать человека инициативы? Да и план его мне нравится. А засаду мы там все-таки посадим. Главное, хорошо говорил, с огоньком. Танки пропустить и сбоку кинжальным огнем! Здорово! Из него, честное слово, вот посмотришь, добрый выйдет комэскадрона. Раз человек думает, мыслит творчески — значит, у него есть способности. Надо только вовремя его поправить, указать на ошибку. А ведь каждый думает по-своему: один так, другой эдак. Ко всему надо прислушиваться. Мысль не новая, но мы часто забываем ее. И со мной это бывало, нечего греха таить. Я вот присматриваюсь к командирам и все время думаю, кто на какое дело способен, кому и что можно доверить. Скажем, тот же Рогозин. Он хорош в обороне, будет драться до последнего, но нельзя его пускать на марше в головную походную заставу. Неизвестное действует на него очень сильно и вызывает психологическую напряженность. Он будет обдумывать всевозможные варианты встречи с воображаемым противником, а при столкновении может забыть отдать команду спешиться, как это было под Крюковом. Не умеет еще руководить своей волей. Для ГПЗ[2], чтоб ты знал, лучше Орлова нет. Осторожен, хитер и смел, да и опыта больше. Биктяшев, мастер засады, любит внезапность, при наступлении быстрей его никто не продвигается, но слишком бывает суетлив, мечется, горячится. А это не всегда хорошо кончается. — Осипов умолк, заложив руки за спину, прошелся из угла в угол.
— Что вы думаете о старшем лейтенанте Шевчуке?
— Шевчуке?
Остановившись посреди комнаты, Антон Петрович плотно сжал губы и задумался.
— Этот, пожалуй… — И, вспомнив записку Доватора и высказанное Шевчуком решение, подумал: «Эх, людей маловато, пушек бы да десяток танков!» — и, поймав устремленный на него взгляд начальника штаба, веско добавил: — Этот как глыба: ударь — искры брызнут…
В боях под Москвой наступило временное затишье. Рано утром генерал Доватор был неожиданно вызван в штаб армии. В приемной командарма к нему подошел небольшого роста средних лет человек в форме генерал-майора.
— Здравствуй, соседушка! — сказал он, протянув Доватору руку.
Лицо его с резко выдающимися скулами, несмотря на утомленный вид, было приветливым и ласковым. Это был прославленный генерал Панфилов, командир дивизии, сосед Доватора на правом фланге.
Доватор, взяв Панфилова за локоть, повел его к окну, шутливо выговаривая:
— Браниться сейчас буду, браниться! Что ж это — по-соседски? Обещал, а не появляешься!
— Не мог, Лев Михайлович! Совсем однажды собрался, белье приготовил, веник березовый… Ну, думаю, попарюсь… — Панфилов весело прищурил глаза и улыбнулся. — А тут немцы, как назло, такой душ устроили!
— Знаю, знаю. Жарко было.
— Земля трескалась! Мои разведчики обера притащили, командира штурмовой роты. Хлыщ такой. Говорит: «Москва окружена. Мы скоро будем в Кремле». А пока, видите ли, наш батальон, расположенный на высоте, мешает их наблюдателям, так они решили прогнать его… Я сначала маленько пострелял, а потом велел пропустить их. Ну, а заманив к себе, мы с твоим комдивом отрезали им отход и… Впрочем, остальное тебе известно… Молчат пока. Это перед бурей.
Поблескивая из-под густых бровей умными, спокойными глазами, Панфилов начал анализировать обстановку, подчеркивая сложность положения в центре расположения армии.
— Меня вызвали и говорят: «Приготовься отбивать атаки». А я всегда готов наступать. Немножко, говорю, резервов Подбросьте. Нет, отвечают, насчет резервов пока подождите. Есть сведения, что на нашем участке у врага действуют семь танковых дивизий и авиационный корпус. Как будем бить фашистов, генерал Доватор?
— Всем народом, — перехватывая цепкий, пристальный взгляд Панфилова, ответил Доватор. — Кто говорит, что у нас резервов нет? А Сибирь, Волга, Средняя Азия? Силища!
— Да, но и фронт у нас велик! В том-то и секрет, чтобы умно распределить и использовать резервы. А вот некоторые говорят, что, пока союзники не начнут военных действий, мы сможем вести только оборонительную войну, — усмехнувшись, проговорил Панфилов, искоса посматривая на начинавшего горячиться Доватора. Он уже покусывал губы и мял темляк шашки.
— Это что ж? К весне завести огороды под Москвой, петрушку выращивать, огурчики? Как французы на линии Мажино? — отчеканивая каждое слово, проговорил Доватор.
Панфилов с улыбкой посмотрел на него. Этот молодой, горячий кавалерийский генерал нравился ему.
— Вздор! Русские войска никогда не отсиживались, — горячо продолжал Доватор. — И никогда ни на кого не надеялись. Никакой заморский сосед защищать Москву не придет. Союзники сначала дали Гитлеру сломить Австрию, потом Чехословакию, а когда он пошел на Польшу, спрятались за линию Мажино. Может, мол, он с русскими сцепится, а мы пока отсидимся. Не вышло! Французские укрепления Гитлер объехал на танках через Бельгию и пожаловал прямо в Париж. А теперь заморские политики сидят небось на островах и в подзорную трубу посматривают: прихлопнет Гитлер Москву или нет. Только они забыли, что Советский Союз непобедим и у фашистов силенок не хватит, чтоб взять Москву. Нам сейчас тяжело, это верно, но в семнадцатом году было еще тяжелее. Выдержали. Выдержим и сейчас. Только не сидеть надо, не отсиживаться! Я вот прошусь… тылы немецкие тревожить. Попутал бы генералу Гютнеру его козыри. Да не пускают!
Доватор помолчал и, подмигнув Панфилову, добавил:
— А если я решу ночной ударчик сделать, поддержишь? План у меня разработан, передан командарму. Может, за тем и вызвали?
— Об этом вот с кем поговорить нужно. — Панфилов указал глазами на подходящего к ним члена Военного совета Алексея Андреевича Лобачева. — Я слышал, ему эта операция нравится, — и он кивнул головой. В этом движении Доватор уловил прямое обещание поддержки.
— Вы мне очень нужны, генерал Доватор. Очень! — мягким и звучным голосом проговорил Лобачев.
— Слушаю вас, товарищ бригадный комиссар!
Доватор, подтянувшись, слегка пристукнул шпорами.
— Я ознакомился с оперативным планом предлагаемой вами операции. Одобряю. Хорошо придумано. Дельно и остроумно. Сейчас имеется много благоприятных случаев показать свое полководческое искусство.
Лобачев внимательно посмотрел на Доватора и одобрительно улыбнулся. По лицу Доватора разлилась радость.
