сторонники «разрядки». Так как большинство корреспондентов жили рядом, было несложно собраться вместе и, поговорив, разойтись по своим телетайпам.
Кроме хозяина и меня, там было еще пять-шесть человек, среди которых я помню Дэва Мурарка, журналиста индийского происхождения, представлявшего две или три финские газеты и британскую «Обсервер», а также корреспондентов египетской газеты «Аль-Ахрам», югославского информационного агентства «ТАНЮГ» и газеты «Асахи» и нескольких других газет и журналов из Японии.
Дэв Мурарка запомнился мне еще и тем, что был владельцем лучшей в Москве библиотеки по международной проблематике, и все иностранные корреспонденты, которым нужно было подготовить серьезную статью по какому-либо вопросу, бежали к Мурарка домой, чтобы воспользоваться его книгами.
В неформальной обстановке мы обсуждали, «под каким соусом» подавать те или иные события в СССР или международные дела в наших корреспонденциях своим газетам и журналам. Интересно, что в этих обсуждениях мы вырабатывали консенсус, как если бы мы были сотрудниками одного и того же СМИ. Мы даже чувствовали себя как одна команда, играющая в высшей лиге в популярном виде спорта. Не хочу показаться самонадеянным, но я думаю, что наши «посиделки» в московском офисе Душко Додера оказали определенное влияние на смягчение тона и накала антисоветской риторики в западных СМИ в начале 1980-х годов.
Надо сказать, что вашингтонский журналист был большим знатоком советской действительности и хорошо разбирался в хитросплетениях политики Кремля. Не могу не упомянуть о том, как отличился Душко при исторической смене советского руководства в феврале 1984 года. Тогда появились слухи, что Генеральный секретарь Ю. В. Андропов очень болен, но никто ничего не говорил и не писал. Додер всю ночь ежечасно садился в машину, ехал от «Украины» до Кремля и Лубянки, делал круг вокруг памятника Дзержинскому и возвращался. Когда Душко увидел здание Лубянки, залитое светом, горящим во всех окнах (до этого было только одно окно дежурного), он быстро вернулся в офис, и мы все стали писать истории о том, что умер Андропов.
«Вашингтон пост» сообщение Душко Додера напечатала, но информационной «бомбы» не получилось. Ночной редактор, чтобы перепроверить информацию, позвонил в американское посольство в Москве и в ЦРУ, но ни в одном, ни в другом месте никто ничего не знал. Поэтому материал поместили на задней полосе, рядом с неприоритетными новостями, а про Додера сказали, что корреспондент газеты получил информацию через свои привилегированные каналы. Душко потом судился по этому поводу с журналом «Тайм» и выиграл то ли триста, то ли пятьсот тысяч долларов. Затем уехал в Китай и сидел там примерно десять лет.
Надо сказать, что Додер сильно отличался от остальных американских журналистов, которые обычно писали то, что им передавали через посольство из государственного департамента. Душко так не делал, часто возражал и вообще жил своим умом. В общем, он был молодец. Он, кстати, был единственным западным журналистом, взявшим интервью у советского лидера К. У. Черненко, и написал в соавторстве с Луизой Брэнсон биографию М. С. Горбачева, которая считается лучшей среди довольно большого количества существующих [174]. Известно, что за репортажи Д. Додера из Москвы «Вашингтон пост» номинировала его на Пулитцеровскую премию.
Кроме Душко Додера, я подружился еще с рядом журналистов. Хорошие отношения у меня были с главным редактором газеты «Московские новости» и заместителем председателя правления Агентства печати «Новости» (АПН) Геннадием Герасимовым. Герасимов был известен как яркий журналист, великолепный организатор брифингов и активный сторонник улучшения отношений между Востоком и Западом. Он был очень популярен среди корреспондентского корпуса в Москве. Впоследствии Геннадий Иванович работал директором Департамента печати МИД СССР и стал единственным в истории не гражданином США – лауреатом премии «Коммуникатор года», учрежденной Национальной ассоциацией пресс-секретарей правительства США. Я думаю, что это и вправду был незаурядный человек.
Очень неплохие отношения у меня сложились с журналистом из либеральной турецкой газеты «Хурьет» («Республика»), которому я помог устроиться аккредитованным корреспондентом в Москве.
Дружил я также с талантливой испанской журналисткой Пилар Бонет.
Пилар была каталанкой по происхождению и представляла в Москве ведущую испанскую газету «Эль-Паис». Она много знала о Советском Союзе, писала взвешенные статьи и комментарии и пользовалась заслуженным уважением среди коллег по перу, а также среди советских дипломатов и журналистов. Мне очень импонировали искренний интерес Пилар к России, ее высокий профессионализм и нелюбовь к идеологическим штампам. Мы часто обменивались с ней мнениями по разным вопросам, а однажды я даже останавливался в доме Пилар в Барселоне и осматривал в ее компании тамошний Музей Пикассо.
Вообще-то, я довольно давно интересовался Испанией и особенно гражданской войной 1936–1939 годов. С этим периодом и с моей любимой литературой был связан мой первый – и, надо сказать, не слишком удачный – опыт работы с американскими журналами. Пока я работал журналистом в Москве, я написал статью о Хемингуэе и его участии в качестве военного корреспондента в испанских событиях на стороне интернациональных бригад. К этому меня подтолкнула, во-первых, встреча с одним молодым американцем, написавшим об этом целую книгу. Во-вторых, я узнал, что сюжет знаменитого романа Э. Хемингуэя «По ком звонит колокол» основан на реальной истории, героями которой были русские – переводчица при партизанском отряде Елизавета Паршина и ее муж – партизанский командир, советский офицер и латыш по национальности – Артур Спрогис. Партизаны взрывали коммуникации, мосты и поезда, чтобы препятствовать продвижению фашистских подкреплений в период битвы за Мадрид.
С Е. Паршиной мне удалось познакомиться через ее сына Леонида – литературоведа и известного биографа М. А. Булгакова. Она пробыла на испанской гражданской войне ровно год – 1936-й – и написала прекрасную книгу «Динамит для сеньориты», где описываются ее приключения в Испании [175]. Именно с помощью Елизаветы Паршиной мне удалось выяснить, какими русскими источниками пользовался Хемингуэй при написании своего романа «По ком звонит колокол» и как Сталин использовал этот роман для поднятия боевого духа белорусских партизан в период Второй мировой войны [176].
В общем, американцы мою статью об этих событиях публиковать не захотели – возможно, сочли мой материал пустыми выдумками – и я опубликовал ее в афинском журнале «Тахидромос». Вообще, у меня в этот период не очень складывались отношения с американской прессой. Во второй половине 1980-х годов я при поддержке фонда Кеттеринга два или три раза ездил в США, где читал лекции в американских университетах, выступал перед студентами, в общественных клубах, на радио, телевидении. Во время одной из таких поездок я познакомился с главным редактором и потом издателем американского журнала «Нейшн» Виктором Наваски. Позже Наваски приехал в Москву, и я помогал ему с встречами и контактами.
Добавлю, что в 1984 году я опять женился – на Галине Сусловой. Галя заканчивала филфак МГУ по кафедре русской
