Озиралась по сторонам. Из-за угла Сухаревки выехал броневик, за ним грузовая машина с красноармейцами, двинулись по Первому Щипковскому в сторону завода. Мимо прошел скорым шагом какой-то опоясанный портупеей военный.
— Послушайте! — крикнула она вслед. — Это я убила Ленина!
— Что? — он обернулся.
— Я убила Ленина.
Воззвание ВЦИК от 30 августа 1918 года:«Всем советам рабочих, крестьянских, красноармейских депутатов, всем армиям, всем, всем, всем!
Несколько часов тому назад совершено злодейское покушение на тов. Ленина. Роль тов. Ленина, его значение для рабочего движения России, рабочего движения всего мира известны самым широким кругам рабочих всех стран. Истинный вождь рабочего класса не терял тесного общения с классом, интересы, нужды которого он отстаивал десятки лет. Тов. Ленин, выступавший все время на рабочих митингах в пятницу, выступал перед рабочими завода Михельсона в Замоскворецком районе г. Москвы. По выходе с митинга товарищ Ленин был ранен. Задержано несколько человек, их личность выясняется.
Мы не сомневаемся в том, что и здесь будут найдены следы правых эсеров, следы наймитов англичан и французов. Призываем всех товарищей к полнейшему спокойствию, к усилению своей работы по борьбе с контрреволюционными элементами. На покушения, направленные против его вождей, рабочий класс ответит еще большим сплочением своих сил, ответит беспощадным массовым террором против всех врагов революции.
Товарищи! Помните, что охрана ваших вождей в ваших собственных руках. Теснее смыкайте свои ряды, и господству буржуазии вы нанесете решительный, смертельный удар. Победа над буржуазией — лучшая гарантия, лучшее укрепление всех завоеваний Октябрьской революции, лучшая гарантия безопасности вождей рабочего класса. Спокойствие и организация! Все должны стойко оставаться на своих постах! Теснее ряды!
39 августа 1918 г., 10 час. 40 мин. вечера.
Председатель ВЦИК Я. Свердлов».
Кремлевские Шекспиры (продолжение)
— Что за дьявольщина? Кто в него стрелял?
— Эта, слепая.
— Черт знает что! Инструкции же были, Семенов! Тысячу раз обговорено!
— Недооценили мы ее, Яков Михайлович. С двойным дном оказалась.
— С «двойным дном». Фанатичка чертова. Главное, улизнула, найти не могут.
— Найдется, она идейная. Нас прибежит спасать.
— Все карты спутала.
— А может, не совсем, Яков Михайлович?
— Что значит, не совсем?
— Одно дело неудавшийся теракт, другое удавшийся. Пусть не до конца. Разное политическое звучание.
— А вы фрукт, Семенов! Хорошо, идите. Формально вы под стражей, ведите себя соответственно. Других сюрпризов, надеюсь, не предвидится? Говорите, говорите!
— Протопопов мне что-то не нравится. Разговорчив в последнее время… Как бы не проболтался.
— Хорошо, примем меры. Остальные?
— В порядке. Насчет табачка, пожалуйста, распорядитесь, пусть в камеру доставят. Лучше «богдановский».
— Хорошо, хорошо, идите!
Военный крепко держал ее за локоть. Отнял ридикюль, нес на плече. Смешно: красный командир в гимнастерке с дамским ридикюлем. Повернули за угол, вышли на задворки Александровских казарм.
— Отпустите руку, я не убегу, — попросила она. Поправила сбившуюся набок шляпку, спросила:
— Он что, жив? Не умер?
— Помолчите, — он вывел ее через дорогу к кирпичному особняку за железной оградой, у входа в который стоял часовой с винтовкой — тот вытянулся, козырнул, торопливо отворил дверь.
Замызганный полутемный вестибюль, по широкой лестнице спускаются какие-то люди — военные, штатские.
— Самарцев! — окликнул командир пробегающего мимо красноармейца. — Охрану в мой кабинет! И Легонькую разыщите!
— Слушаю!
Узкий коридор, ряды одинаковых комнат. Он поворачивает ключ в дверном замке, подталкивает ее за порог, щелкает выключателем над входом.
Помещение с зарешеченными окнами, стол с телефонным аппаратом, стулья вдоль стены.
— Мне надо в уборную, — говорит она.
— Успеете.
Поднимает телефонную трубку:
— На проводе Батурин. Срочно ЧеКа, товарища Дзержинского!
Ждет какое-то время.
— Товарищ Дзержинский! — непроизвольно подтягивается. — Замоскворецкий военкомат, помощник военного комиссара Батурин. Мною задержана террористка. Уверяет, что покушалась на товарища Ленина. Так точно, у меня в кабинете. Ясно, будет исполнено!
В комнату вбегают трое с наганами в руках, следом — худая безгрудая дылда в милицейской форме.
— Обыщите! — коротко бросает Батурин.
Ее раздели догола («Чем не Бутырка!»). Стояла нагишом, пока охранники рылись в ее вещах. Вывалили на стол содержимое ридикюля — записную книжку, папиросы, головные шпильки, разглядывали на свет швы на платье, рубцы, выдернули стельки из ботинок. Безгрудая дылда запустила пальцы ей в волосы, щупала между ног, подмышками.
— Оденьтесь!
Она напомнила про уборную.
— Легонькая! Во двор! Глаз не спускать!
Деревянный сортир с двумя кабинками у забора. Они смотрят друг на дружку: она исподлобья, сидя на корточках, легонькая в упор у открытой двери, с револьвером в руке.
— Управилась? Руки за спину!
В кабинете, куда они вернулись, были какие-то новые люди в военном и штатском. Один, с лычками на отворотах гимнастерки, сидел за столом.
— Эта самая? — воззрился на нее. — Давайте начнем…
Протокол первого допроса:«30 августа, 11.30 вечера.
Я, Фаня Ефимовна Каплан, под этим именем я сидела в Акатуе. Это имя я ношу с 1906 года. Я сегодня стреляла в Ленина. Я стреляла по собственному убеждению. Сколько раз я выстрелила — не помню. Из какого револьвера я стреляла, не скажу, я не хотела бы говорить подробности. Я не была знакома с теми женщинами, которые говорили с Лениным. Решение стрелять в Ленина у меня созрело давно. Жила раньше не в Москве, в Петрограде не жила. Женщина, которая тоже оказалась при этом событии раненой, мне раньше не была абсолютно знакома. Стреляла в Ленина я потому, что считала его предателем революции и дальнейшее его существование подрывало веру в социализм. В чем это подрывание веры в социализм заключалось, объяснять не хочу. Я считаю себя социалисткой, сейчас ни к какой партии себя не отношу. Арестована я была в 1906 году как анархистка. Теперь к анархистам себя не причисляю. К какой социалистической группе принадлежу, сейчас не считаю нужным сказать. В Акатуй я была сослана за участие в взрыве бомбы в Киеве.
Допрос проводил председатель Московского революционного трибунала А.М. Дьяконов.
