"Моя любимая! Сегодняшний день уже с 3 часов утра начался очень неспокойно. Русские всю ночь усиленной разведкой прощупывали все участки и в различных местах ворвались в нашу главную линию обороны. Теперь это лоскутное сооружение снова восстановлено, где можно было заткнуть - закрыли, а другие остались открытыми. К счастью, наша артиллерия стреляет так отлично, что этим многое было компенсировано. Я распорядился о двух особенных огневых налетах в 10 и в 13 часов с тем, чтобы русским отбить охоту от дальнейших атак. Кажется, это подействовало, ибо остаток послеобеденного времени прошел довольно спокойно.
Атака, начатая вчера в 22.15 вечера 24 танками, первоначально имела желанный успех, но, к сожалению, сегодня утром пехота другой дивизии снова оставила занятые нами позиции якобы в результате русской атаки на эти позиции. В действительности это был только русский разведотряд - и теперь снова такое свинство. Так проходит день за днем, всегда с волнением.
Могут ли быть и будут ли позиции удержаны? Они должны быть удержаны!
Сегодня утром я позвонил начальнику штаба армии Шмидту Билефельду и сказал ему коротко и ясно, что дальше так дело не пойдет. Он пообещал некоторую помощь, которая с сегодняшнего вечера уже в ходу". Дальнейшее содержание письма было семейным и военного значения не имело.
Я был очень благодарен этому немецкому генералу за его болтливость. Стало ясно, что нужно без промедления прекратить всякие попытки с нашей стороны, захватить высоты в полосе действий 376-й пехотной дивизии и отложить всё до дня нашего генерального наступления. Гитлеровский генерал нам подсказал, что мы имеем дело с передним краем главной полосы обороны противника, а не с боевым охранением, как считали до сих пор в штабе армии и в штабе фронта.
Я позвонил по телефону К. К. Рокоссовскому, прочел выдержки из письма немецкого генерала и высказал свои выводы и предложения. Он со мной согласился и тут же отдал приказание прекратить активные боевые действия на этом участке и сосредоточить силы на подготовке к генеральному наступлению.
Позже мне пришлось допрашивать взятого в плен под Сталинградом немецкого генерала фон Даниэльса. Я, конечно, ему не сказал, что имел возможность прочесть его письмо, адресованное 30 декабря супруге. Спросил его только:
- Как, по-вашему, откуда мы могли знать боевой порядок в обороне вашей дивизии? Он, не задумываясь, ответил:
- Путем разведки или шпионажа.
Он не мог и предполагать, что его беспечность, хвастовство, бравирование перед своей женой оказали нам немалую помощь.
Ультиматум
После Сталинградской битвы меня спрашивали: кто предложил послать к окруженным гитлеровским войскам советских парламентеров, чтобы вручить Паулюсу ультиматум с предложением прекратить сопротивление и сдаться в плен?
На Донском и Сталинградском фронтах командиры подразделений не раз по собственной инициативе делали попытки вступить через парламентеров в связь с противником с предложением о сдаче. Таким образом, мысль о посылке парламентеров во вражеские войска шла снизу: ее родила старая традиция и солдатская смекалка.
Эта мысль мне очень понравилась. В самом деле, не наступила ли пора предъявить ультиматум уже не отдельным подразделениям, а всей окруженной под Сталинградом группировке гитлеровцев и не послать ли через наших парламентеров ультиматум Паулюсу? Конечно, я не имел права решить это единолично, хотя и являлся представителем Ставки Верховного Главнокомандования.
2 января 1943 года я послал в Москву следующее донесение:
"Немецкие офицеры ведут большую разъяснительную работу среди солдат окруженных под Сталинградом немецких дивизий. По нескольку раз в день они проводят беседы с солдатами, стараются доказать возможность спасения окруженных наступлением извне, скрывая создавшуюся обстановку в связи с нашим успешным продвижением на юго-запад и запад.
Офицеры говорят солдатам, что основная цель русских уничтожить немцев, что при взятии в плен будут обязательно все расстреляны, пощады никому не будет, и этому большинство верит. Предлагают верить фюреру и богу, что они позаботятся и окажут помощь, а задача окруженных - драться, не сдаваться в плен и так далее.
Наши листовки с предложением о сдаче в плен многими немцами не считаются официальными документами, несмотря на то, что имеют две подписи наших командующих - товарища Рокоссовского и товарища Еременко.
Вся наша политическая работа пока еще не дает нужных нам результатов: перебежчиков единицы, правда, несколько лучше стало с захватом пленных.
Нам, конечно, было бы выгодно скорее решить поставленную задачу с наименьшими потерями в живой силе и боевой технике, так как все это нужно будет на других направлениях.
Нам, по моему мнению, нужно поставить вопрос о сдаче официально, поставить в трудное положение командование и офицерский состав окруженных войск противника.
Мое предложение:
1. 4 или 5 января вручить командованию немецких окруженных войск ультиматум о сдаче, установить жесткий срок, дать в ультиматуме гарантии оставить всех сдавшихся в плен живыми, обещать нормальные условия жизни в плену и возвращение после войны на родину. Сказать о безнадежности сопротивления. Сказать о наших силах и средствах. Ответственность за уничтожение, при отказе принять наши условия, возложить на командование окруженных.
2. Заготовить одновременно большим тиражом этот ультиматум на немецком языке, дать краткие комментарии к нему и сказать солдатам, что их генералы и офицеры не приняли ультиматум, решили поставить их под удары наших войск, ведут их на верную гибель. Сдавайтесь или будете уничтожены.
При отказе сдаться, начать "Кольцо", разбрасывая одновременно массу листовок с нашими предложениями о сдаче.
Первый этап "Кольца" должен дать, несомненно, нужные нам результаты.
Прошу Ваших указаний".
Как только этот документ был отправлен в Москву, я тотчас же принялся за составление проекта ультиматума. О своей затее я рассказал К. К. Рокоссовскому, который, как всегда, внимательно выслушал и отнесся к этому предложению положительно. Он был очень занят подготовкой к предстоящей операции и не мог поэтому принять деятельного участия в разработке проекта ультиматума. Впрочем, еще не было известно, как отнесется к этому предложению Ставка.
Меня и К. К. Рокоссовского весьма беспокоило, что на фронт опаздывают многие эшелоны с войсками и транспорты с вооружением и боеприпасами. А без них рискованно начинать нашу операцию 6 января. Мы решили за вечер и ночь собрать точные сведения о подходе эшелонов и транспортов, а утром вместе с начальником штаба фронта выработать согласованное решение"
