Шестого июля объявили, что взят Воронеж. Оказалось — брехня: не взят и по сегодня.
10. VIII. 42. Понед.
Купался всего 2 раза пока — за все лето. […] В России ужасно, — кажется, правда гибель нынче: взят Пятигорск. Битва морская американцев с японцами — японцы трубят большую победу. Беспорядки в Индии — арестован Ганди и весь инд. конгресс, позавчера потребовавший ухода англичан из Индии. […]
13. VIII.
Кончил перечитывать «Дневник» Башкирцевой. Вторая половина книги очень примирила меня с ней. И какая действ. несчастная судьба! […]
[В записи от 14/23 августа В. Н. говорит:]
Из Америки пришло приглашение: визы, даровой (или почти даровой) проезд и деньги на проезд и т. д., и т. д. А мне это кажется «приглашением на казнь». Молю Бога, чтобы, нам туда не суждено было уехать.
[Бунин:]
1. IX. 42. Вторник.
Сухое лето, сгоревшие цветы олеандра. Еврейские дни дошли и до нас. В Париже, говорят, взяли 40.000. Хватают по ночам, 10 минут на сборы. И мужчинам и женщинам бреют головы — и затем человек исчезает без следа. Детей отнимают, рвут их документы, номеруют — будет без роду-племени, где-то воспитают по-своему. Молодых евреек — в бардаки, для солдат. У нас взяли, говорят, уже человек 700–800. […]
2. IX. 42.
Евреям (взятым) не дают пить.
Все грусть — о прошлой моей жизни здесь. Лоренские острова.
Перечитал Лоти «Fantome d'Orient». Скучно, длинно.
7. IX. 42.
[…] Перечитываю «Любовь в жизни Толстого» Жданова. Гадко — до чего обнажили себя и муж и жена на счет своей крайней интимности!
Взят Новороссийск. И все-таки думаю — вот-вот будет большое и плохое для немцев.
Расстреляли 5 прав[ославных] священников в Праге — будто бы участвовали в убийстве какого-то немца и «укрывали у себя рус. парашютистов».
16. IX. 42. Среда.
Все прекрасные дни. И все мука — тянет ехать в Cannes, Ниццу, видеть море, женщин, кого-то встретить, — одиночество страшное! — и все мысль: все это напрасно, будет только мука с автобусами — и мука воспоминаний моих прежних лет тут.
Ночи спокойные, теплые, с бледными звездами, с непрерывн. журчаньем сверчков и ночных цикад.
Нынче ездил в Cannes, купался — всего четвертый раз за все лето! И уже кончено лето — м. б., последнее мое. Дов. большая волна, вода приятная.
Немцы к Цар[ицыну] все «продвигаются» и все атаки русских неизменно «отбиты». День и ночь идут уже с полмесяца чудовищн. бои — и, конечно, чудовищн. потери у немцев. К концу войны в Германии останутся только мальчишки и старики. Полное сумасшествие! Только сумасш. кретин может думать, что он будет царствовать над Амер., Браз., Норвегией, Францией, Бельгией, Голл., Данией, Польшей, Чехией, Австрией, Сербией, Албанией, Россией, Китаем — 16 странами, из которых все, не считая евреев, ненавидят Германию и будут ее ненавидеть небывалой ненавистью чуть не столетие. Но какая сказочная сила — пока.
12. IX. 42.
Переписывал свои заметки, наброски рассказов. […]
18. IX.
Был в Ницце. Привез «Нов. Журнал».
Истратил последнее. Какой позор — в Америке за все время собрали мне долларов 500!
20. IX.
Очень жаркий день. Безволье, вялость, уборка.
Перечитываю стихи Полонского — и как часто теперь, мысль: перечитываю в последний раз.
В «Нов. Журнале» (вторая книга) — «Натали». И опять, опять: никто не хочет верить, что в ней все от слова до слова выдумано, как и во всех почти моих рассказах, и прежних и теперешних. Да и сам на себя дивлюсь — как все это выдумалось — ну, хоть в «Натали». И кажется, что уж больше не смогу так выдумывать и писать.
Девять вечера. Золотой полумесяц, на него нашел белый оренбургский платок.
22. IX. 42.
С утра туман, дождь и такая свежая сырость, что оделся по-осеннему. После полудня солнце, тепло. В. уехала завтракать к М. Ив.
Мой отец, моя мать, братья, Маша пока в некотором роде существуют — в моей памяти. Когда умру, им полный конец.
Все живее становится для меня мое прошлое. Вот вспомнил Птб. времени моего пребывания там в декабре 1896 г., Ольхину и т. д. — Боже, как все вижу, чувствую!
Все убираюсь, все надеюсь сесть за работу. Напрасная, должно быть, надежда!
В газетах — «La situation dêsperêe de I'U.R.S.S.», «Dêsillusions et inquêtudes» в Англии… И говорят, что с Царицыным собственно дело кончено и пора подумать о том, что дальше предпримут немцы после него и Кавказа. […]
Радио — кошмар. Не лжет только, который час.
23. IX. 42. Среда.
В час поехал в Ниццу. Теснота удивительная, сидел на железной приступке за креслом шофера, жгло левый бок от танка, лицо и книгу Лоти (Pays basque), которую читал, все время покрывала то одна, то другая цветистая юбочка каких-то двух крупных девок. Вернулся с каром в 7. 30 вечера. […] В каре дурацки сел у незакрывающего[ся] окна, мучился от холодного сильного ветра. Вечера уже осенние, нельзя не брать с собой пальто в поездки. (Ездил опять к зубному врачу.)
День был прекрасный, чувствовал себя все время бодро и легко. Свесился: 66–65 кило. А прежде всегда бывало 72–73.
И с Цар[ицыным] и с Кавказом немцы все таки жестоко нарвались. Последние дни им просто нечего сказать: «берем дом за домом…» Перебили их русские, конечно, в ужасающем количестве. И то хлеб.
Из того, что делается на свете, знаем одну сотую. «Journal de Genève» получаем в особом издании — для Франции. Но и то нередко издание это не доходит к нам. За всю свою историю Франция никогда не была в такой погибели.
24. IX. 42. Четверг.
Солнечно, крас. облака. Над горами над Вансом их потолки — прекрасные. Потом пошли хуже — серые.
Дочитывал 1-й т. стихов Полонского, вспоминал, как читал в Beausoleil. Теперь в последний раз в жизни? Вероятно. Вспоминал те чувства, что были в ранней молодости, в Озерках, при чтении некоторых стихов. 9/10 — скука, риторика и часто просто непонятная. Зато 1/10 превосходно.
Полнолуние. Удив. лунная ночь. Клубы и груды великолепн. белых облаков к западу, на юге и на востоке; на севере неприятн. белая туча из-за горы. Середина неба, огромная, глубокая, чиста, ясный месяц. Прошелся в одиннадцат. часу по обычной дороге — к плато Наполеон. Моя черная тень впереди. Страшные мысли — вдруг останусь один. Куда деваться? Как жить? Самоубийство?
Потом стал думать об этой кухарке на постоялом дворе. Все вообразил с страшной живостью. Возбуждение — и до того, что уже почувствовал все, что бывает перед концом. Мурашки, стеснение во всей грудной клетке. […]
1. X. 42. Четверг.
[…] Вчера именины Веры. Роскошный обед — с колбасой «Собачья радость». […]