Из Парижа мы вернулись домой. Начался 1937-1938 учебный год. Для магистрантов аэродинамического отделения я читал курс теории упругости. Начал также чтение курса истории сопротивления материалов. Оба курса привлекли интерес не только студентов, но и некоторых младших преподавателей. Для организации преподавания по элементарной механике мне удалось привлечь моего бывшего ученика по Мичиганскому университету Юнга. Это был прекрасный преподаватель. Пользуясь вышедшим из печати нашим общим с ним курсом механики, он скоро наладил и поставил должную высоту преподавание механики в Стан- фордском университете. По примеру Мичиганского университета был налажен также и семинар по строительной механике, на котором делались доклады не только студентами, но и некоторыми преподавателями. После семинара устраивался чай и тут шли разговоры на самые разнообразные темы. Одним словом, жизнь механики и механиков наладилась примерно так же, как это было в свое время в Мичиганском университете.
Чтобы повысить математическую подготовку студентов, желающих изучать теорию упругости, я попросил Успенского прочитать им курс дифференциальных уравнений в частных производных. Он согласился и прочел интересный курс, но, к сожалению, чисто теоретический. Никаких приложений. Это было не то, чего мне и моим студентам хотелось.
Время, свободное от учебных занятий, я посвящал составлению курса по тонким пластинкам и оболочкам. На русском языке я имел такой курс. Но теперь мне хотелось написать более полный курс и собрать по теории пластинок все, что может иметь практическое приложение. А область приложений быстро расширялась. В области кораблестроения теория пластинок широко применялась Бубновым. В области машиностроения — Стодола. Особенно широкое применение нашла теория пластинок в области строительства металлических аэропланов. Скоро представился случай испробовать на слушателях написанную уже часть курса.
Я получил приглашение от Мичиганского университета принять участие в организуемой там летней школе механики. Приглашение я принял и предложил прочесть курс теории пластинок. Это было вероятно в первый раз, что такой курс работ и впоследствии заняли профессорские кафедры этого университета.
Осенью 1938 года я получил от общества Инженеров Механиков официальное приглашение быть на годовом собрании общества. Из частных писем узнал, что предполагается чествование меня по случаю моего шестидесятилетия на особом обеде, устраиваемом группой моих учеников и знакомых. Всякие общественные выступления меня очень смущают, но отказаться было невозможно и я отправился на съезд. Обед прошел очень оживленно. Среди приглашенных оказалась группа моих давних русских знакомых. Говорились речи, делились воспоминаниями. В заключение мне преподнесли книгу, собрание научных работ по механике, выполненных моими учениками и друзьями. Книга эта — дорогая для меня память.
Весной 1939 года я пораньше закончил свои занятия, чтобы к 1‑му июня уже быть в Цюрихе, где должен был собраться Центральный Комитет Международного Общества Инженеров Конструкторов для выработки программы ближайшего конгресса общества. Конгресс должен был состояться в Варшаве и в Цюрихе ожидались представители от Польши. Хотелось также посмотреть Национальную Швейцарскую Выставку, которая к тому времени открылась в Цюрихе.
В первый день моего пребывания в Цюрихе по пути к месту заседаний Комитета я встретил французских представителей Комитета, которых знал еще по первому Конгрессу Общества. Они меня начали поздравлять. Я сначала не понимал в чем дело. Оказалось, что Французская Академия Наук избрала меня своим членом. Письменное извещение об избрании меня уже не застало дома и я узнал об этом избрании только теперь в Цюрихе. Конечно, было приятно услышать, что одно из старейших и известнейших научных обществ так отметило мою научную деятельность.
Кроме формальных заседаний Комитета было организовано посещение выставки и поездка на постройку большого арочного моста возле Сан Галлена. В проектировке и постройке такого рода мостов Европа была далеко впереди Америки.
Покончив с заседанием Комитета, я поехал в Глион над Женевским озером. В былое время это был оживленный курорт — теперь отели были пусты, чувствовалось приближение войны. После первой мировой войны былая жизнь в Швейцарии не восстановилась и большие отели постепенно закрывались и обращались в детские приюты и приюты для престарелых. Современные туристы не имеют времени подыматься в горы и ездят только по большим дорогам.
В конце июня мы распростились с Глионом и отправились в Германию. По дороге в Берлин остановились в Штуттгарте. Тут заметил, что многие магазины пустуют, стоят с заколоченными окнами. Нам объяснили, что это ликвидированные, бывшие еврейские магазины. В прежние посещения Германии мы этого гонения на евреев не замечали и газетные сообщения считали преувеличениями американской прессы. В тот же вечер — еще одна иллюстрация нового режима Наци. Зашли в ресторан поужинать. За ужином подали масло, как в былые времена. Я не удержался и заметил, что в газетах пишут об отсутствии масла в Германии. Это прислуге не понравилось. Она начала громко возражать. Видимо, режим Наци становился жестче — нужно было вести себя осторожнее.
Из Штутгарта наш путь шел на Берлин. Там я опять зашел к знакомому профессору мостов, говорили о дальнейшем развитии Берлинского узла автомобильных дорог. В разговоре я ему заметил, что из Берлина собираюсь проехать в Польшу. Тут мой собеседник всполошился и начал усердно доказывать, что в Польшу ехать не стоит. Позже, когда я вспоминал эту сцену, мне стало ясно, что профессор мостов уже тогда знал о предстоящей войне и боялся, что поехав в Польшу, я могу попасть в трудное положение. Но тогда я не обратил внимания на предупреждение немца и не задерживаясь долго в Берлине, отправился в Луцк к брату.
Там тоже было неспокойно. Брат по своей парламентской деятельности знал об угрожающем положении переговоров с Гитлером. Знали это и его знакомые. Всем было ясно, что если начнется война Польши с Германией, то большевики не останутся спокойными, а Луцк расположен совсем близко от русской границы. Что делать? Все эти знакомые, как и мой брат, были замешаны в украинских действиях против большевиков. Некоторые считали, что их участие в антибольшевистских действиях двадцать лет тому назад уже давно забыто и им, при наступлении большевиков, безопаснее оставаться на месте и никуда не двигаться. Другие, в том числе и мой брат, полагали, что нужно бежать на Запад. Дальнейшие события показали, что был прав мой брат. Все украинские деятели, попавшие в руки большевиков, были уничтожены. Бежавшие на Запад и попавшие в плен к немцам остались в живых.
