- Я на минуту, штатское забрать, - сказал Борис. - Елизавета выехала.
- Ух ты! Поздравляю, - министр положил руку на плечо племянника, тетка сняла ее с курчевской шинели и сунула в рукав синего драпового пальто.
- Ну, что ты, Вася, как маленький? Борис еще придет.
- Я в отпуске, - сказал Курчев. Он прошел в кладовку и взял свой желтый кожаный чемодан, близнец того, что стоял сейчас на Переяславке, хотя куплены они были - один в Ленинграде, другой - в сельпо под Москвой.
- Подкинете? - спросил отпиравшего дверь дядьку.
- Давай, - сказал тот и хотел пропустить племянника на лестницу, но Ольга Витальевна и тут их разлучила.
- Езжай, Вася. Мне с Борисом побеседовать надо. Раздевайся, Боря.
Курчев с неохотой снял шинель, чувствуя неловкость, как в былые годы в деканате после прогулов.
"Полтора таксишных червонца не дала сэкономить! Может, шеф бы еще у магазина на Мещанке постоял". Идея потолочных обоев, на которых можно было намалевать какую-нибудь абстрактную чепуху, никак не покидала лейтенанта.
- Садись, - сказала тетка. - Или нет, пойдем.
Она повела его в соседнюю с ванной спальню, в которой лейтенант ни разу не был. Уходя или уезжая, Ольга Витальевна всегда запирала эту комнату.
"Золото у нее там или крест из алмазов?" - гадал когда-то Борис.
Спальня выходила во двор, но при двух больших окнах была необыкновенно светла. Мебели в ней было только две кровати, трюмо и два кресла по бокам низкого круглого столика.
- Садись, - толкнула его тетка, как первоклашку, в кресло, сама села во второе, но тут же поднялась и повернула ключ в замке.
"С чего это она? - подумал Борис. - Неужели гульдены хочет выдать, споловинив, понятно? Чёрт с ней. Половина больше нуля".
- Ты знаком с некоей Рысаковой? - вдруг спросила тетка.
- Нет, - не краснея ответил племянник, глядя в ее напудренное не старое лицо. - А кто такая? - тут же спросил, удивляясь своему спокойствию.
- Не притворяйся, пожалуйста. Ты ее видел у нас и даже провожал домой. Аспирантка Инга Рысакова.
- Ингу помню, а Рысакову нет. То есть не знал, что она Рысакова.
- Да. Рысакова, если не поменяла фамилии. Ее бывший супруг печатает Алешу у себя в журнале.
"Вот информация!" - подумал Борис и тут же согласился, что про Крапивникова слышал и даже однажды разговаривал с ним.
- А про нее что можешь сказать?
- Ничего. Красивая девушка.
- Девушка? Ничего себе девушка... Мужа отбивает.
- Василия Митрофановича?
- Не паясничай! Ты что, злить меня собрался? Лешку. Лешку у Марьяны из-под носа уводит.
- Скажите!
- Пойми меня, Боря. Я знаю, между нами большой любви нет. Но дядю Васю ты любишь и Алешка тебе почти брат. Пойми. Рушится семья. И ты знаешь, что это не простая семья. Ты знаешь то, чего никто не знает. Надька - и та не догадывается, а ты знаешь, - приглушила голос, хотя десятиклассницы не было дома.
- Пойми, Боря. Все это мне далось, - она сделала охватывающий жест рукой, намекая не только на квартиру, но и на семью, - ох, не просто. Ты маленький был. Ты нашей прежней жизни не видел. Ты не помнишь, какая я была и каким тогда был Вася. Васька... Что Васька?! Васька плотник был. Загульный плотник. Вроде... Ну, чего там...
"Это она про моего отца хотела сказать", - подумал лейтенант, но промолчал.
- Ты не знаешь, чего мне стоило поднять Васю. А Алешку? Ведь Алешка двадцати восьми нет, а уже доцент. Жареный петух не клевал Алешку. И вот тебе, пожалуйста, - теперь пристает ко мне: кто мой отец, да что мой отец? Да расскажи про деда. Иконы, видите ли, ему нужны. Собирать задумал. А тут вчера перед отъездом (слава Богу, уломала - съездить с Марьянкой, может, помирятся), вчера перед самым отъездом вдруг такое сказал, что до утра капли пила:
- Я, мать, еще, может быть, верну себе настоящую фамилию. Понимаешь?
- Сильно забирает!
- Представляешь, каково отцу?! Ведь Вася Лешке отец. Ну, согласна, Сретенский звучит красивей. Но ведь я сама уже давно Сеничкина - и ничего. Заслуженная учительница. А Сретенских где теперь сыщешь?
- Да вы не расстраивайтесь. Это он так, для фасону.
- Думаешь?
- Факт. Что он, пойдет в отдел кадров или, еще хуже, - в райком и скажет: "Мол, так и так, обманывал вас и партию. Никакой я не сын в ранге министра, а отец мой посажен еще когда, и дед мой вообще поп, а мать - дочь расстрелянного попа?" Чёрта лысого так скажет. Может, теперь не посадят, но доцента отберут и еще из партии вытурят. Очень он им нужен без ранга министра...
- Ну, ты это положим... - заикнулась тетка. - Так, думаешь, не пойдет?
- Нет. Кишка тонка.
- Пожалуйста, без словечек. Тут тебе не казарма.
- Извините, как умею, - встал с кресла.
- Боря, держи себя. Я с тобой как с родным разговариваю. Нехорошо пользоваться чужой беспомощностью.
- Что вы, Ольга Витальевна? - снова сел в кресло. - Все это чепуха и волноваться нечего.
- А эта Инга Рысакова, она что - тоже славянофилка?
- Не знаю, - усмехнулся племянник. - По-моему, нет.
- По-моему, тоже. Ведь Теккерёй англичанин.
- Так точно. У вас хорошая информация.
- А ты думал? - не почувствовала насмешки тетка. - Но какова Марьянка?! Представь, я ожидала сцен, а она тихо уложила чемодан (даже твой чуть не взяла - он ей больше понравился) и ушла к подруге. Скажите пожалуйста! Никогда бы не поверила. Гордость и гордость! А где была ее гордость, когда Алеша знать ее не хотел, когда я уже сосватала его со Светланой Филипченко? Где была ее гордость в новогоднюю ночь, когда явилась на чужую правительственную дачу?
- Я, кажется, понял, - рассмеялся лейтенант.
- Что ты понял?
"Ох, чуть не ляпнул ей, - подумал про себя. - Ну, теперь все ясно: Марьяшка шьется с Журавлем. И как мне раньше в голову не пришло?"
- Что ты понял? - властно повторила тетка. - Что тут вообще можно понять?
- Ничего. У нее была гордость, но Марьяшка ее подавляла, а теперь перестала подавлять. Вот и все.
- Умник. Подавляла, перестала. Я всегда догадывалась, что это за особа и все ее похождения предвидела. Но уж если расписался с ней, то держись. И что он нашел в этой аспирантке? Гладильная доска!
"Ух ты, - подумал Курчев. - А что? У тетки вполне хватит пороху провести по девчонке утюгом".
- А вам что - киоск с пивом нужен? - спросил сердито.
- Ох, ох! Значит, ты тоже влюбился? Ну, что же, потягайся с Алешкой.
- Спасибо.
- Ты понимаешь, что наш разговор - никому...
- Нет, не понимаю.
Он повернул ключ в замке и надел в коридоре шинель.
- Не сердись, Боря. У нас сейчас нет денег, - примирительно сказала тетка.
- Ладно, - козырнул он и поднял чемодан.
- Вот жеребячье отродье, - бормотал, спускаясь по лестнице. - Пожалей такую, а она на тебя тут же дерьма наложит. И все равно жалко. Ведь смешно. Тетке скоро пятьдесят, а у нее ни одной близкой души. Всю жизнь - прячься и таись. В советчики меня зовет, а из меня какой советчик? Да и плевать ей на меня. Секретничает, а в грош не ставит. "Денег у нас сейчас нет, Боря..." Будто я просил. Съедят они Ингу. А Алешка - гусь лапчатый, фраер. Вот бы кому я с удовольствием врезал. И вправду петух не клевал...
