вопросам между Местоблюстителем Патриаршего престола митрополитом Сергием (Страгородским) и экзархом Московской Патриархии в Северной Америке митрополитом Вениамином. Письма митрополита Сергия свидетельствуют о его критическом отношении к «имябожничеству», но показывают, что он далек от огульного осуждения этого движения. Письма и доклад митрополита Вениамина содержат подробное изложение истории вопроса и аргументацию верности идеи имяславия: «Первое. Сила действия имени Божия происходит от БЛАГОДАТИ Божией, присущей САМОМУ ИМЕНИ, в нем заключающейся. Второе. Поэтому именно и можно говорить, что имя Божие прежде всего действенно САМО ПО СЕБЕ, то есть Благодатию, в нем сущей. Третье. В этом смысле не только можно, но и должно (и у святых отцов, – не говоря уже об о. Иоанне Кронштадтском, – так это и есть) говорить и по существу верно, что “молитва есть Бог действующий”…» (цит. по: 61, т. 2, с. 452–453).
22 июня 1941 года, при получении известия о нападении Германии на СССР митрополит Вениамин твердо заявил: «Все кончится добром!». Патриотизм владыки был активным, деятельным, у него слова с делами не расходились. 2 июля 1941 года владыка выступил на многотысячном митинге в Нью-Йорке в Мэдисон-сквер гарден: «От судьбы России зависят судьбы всего мира!». В разных городах США митрополит Вениамин выступал с лекциями и речами перед американцами, призывая их к сбору пожертвований на помощь русскому народу. Себя он не жалел, и, даже будучи больным, ехал на очередное собрание, бросив лишь: «Сейчас некогда болеть» (177 с. 329–330). Он провел колоссальную работу, способствуя повороту американского общественного мнения от вражды к сочувствию в отношении Советской России.
За каждым богослужением в русских храмах Америки возносились молитвы о победе русского оружия. Владыка смог объединить соотечественников, даже находящихся вне Матери-Церкви, в организации помощи воюющему советскому народу, в сборе денежных средств, на которые закупали медикаменты, продовольствие, оборудование для госпиталей. Он становится Почетным председателем русско-американского комитета помощи России.
6
В начале 1945 года владыка Вениамин посещает Родину после четвертьвекового отсутствия, участвует в избрании нового Патриарха Алексия (Симанского). В том году он публикует статью, в которой пишет: «Горяча вера у русского православного народа… Русь и теперь святая… И вообще пришел к несомненному убеждению, что не только в отдельных личностях, но и в широчайших толщах народа – вера жива и растет» (31, с. 35). Спустя два года он окончательно возвращается в Россию.
Возникшее в годы войны отчасти идеалистическое представление о советском образе жизни и о положении Церкви под властью большевиков теперь рассеивается. Он узнает о могуществе власти и всеохватном контроле НКВД. Митрополит Питирим (Нечаев) вспоминал, что, когда в перерыве заседаний Собора 1945 года он подошел к митрополиту Вениамину и передал ему поклон от сестры, тот испуганно воскликнул: «Какая сестра? Нет у меня никакой сестры!». «Владыка, не бойтесь», – успокоил его девятнадцатилетний Константин Нечаев и подвел Надежду Афанасьевну, бывшею женою священника Федора Шебалина (118, с. 178). Больше четверти века брат и сестра не виделись и даже не переписывались. Страх довлел в советской жизни и тем более в жизни церковной.
Но в то же самое время митрополит Вениамин поражается тому, что в храмах на богослужении много детей, вновь радуется силе веры людей, он утверждается в убеждении, что лишь Православие «еще сохранило дух истинного христианства», в то время как католицизм и протестантство «износились», «упали в материализм». Задумываясь над вопросом о влиянии России на будущий мир, владыка в дневнике честно признается: «В моей душе нет ясного ответа».
В то же время митрополит Вениамин всегда верил в конечную победу добра, никогда не утрачивал радостно-смиренной веры в благой Промысел Божий: «Нужно твердо верить в эту святую истину о Промысле! Всем управляет Господь наш Иисус Христос… И как это прекрасно, утешительно и ободрительно… Везде, всегда, до конца мира. Сам ведет – поддерживает, наставляет, направляет, помогает, укрепляет, охраняет, спасает. Как люди мало веруют в это конкретно! А ведь так есть, ибо Он Сам сказал: “Я – с вами”. Христос – глава Церкви, а она – Его тело… Истина ясна» (177, с. 334).
В стране господствовала атеистическая идеология, с которой мирилось большинство людей, однако и среди верующих не было единства. Сохранялись остатки обновленчества, упорствовала так называемая катакомбная Церковь, не исчезали группы людей, ожидающих близкого конца мира и отвергающих Церковь. Об этих последних владыка отзывался резко: «Это – сектантское, противоцерковное настроение: эти люди воображают себя избранниками Божиими… запугивают покорных слушателей бедствиями и своими “откровениями”… Необходимо бороться с этой язвой духовной» (33, с. 56–57).
Сложным оставалось и положение самой Церкви, лишенной возможности разрешения многих накопившихся проблем и вопросов, в частности о богословском просвещении верующих, зачастую лишь отстаивающих часы в храме. Размышляя о главном богослужении – литургии, владыка сокрушался: «О горе, горе! Где же молитва? И стоят наши долготерпеливые богомольцы с серьезными лицами. А понимает-то за них Церковь в лице авторов служб да немногих знатоков… Что делать? Бегут на сектантские разговоры и легкие песенки. А у нас непочатое богатство!
Неужели ничего нельзя сделать? Неужели? Не знаю» (34, с. 53). Но подчас и среди собратий митрополит Вениамин, в котором удивительно сочетались старческая мудрость и глубина познаний с почти детской открытостью и доверчивостью, оказывался одинок. В конце 1949 года записал в дневник: «В Москву решил меньше показываться: много причин этому. Печально – но лучше так… Не с кем открыто поговорить по многим вопросам… Какая грусть! Неужели это всегда бывало так?» (33, с. 69).
Он не знал, конечно, о секретной записке, поданной в 1949 году в ЦК КПСС с характеристикой архиереев: «Московская Патриархия обладает небольшим кругом архиереев с долголетним стажем службы. Это по большей части люди, побывавшие в заключении за фанатическую пропаганду религии, люди, внешне подчеркнуто лояльные, но внутренне старых монархических тенденций… Возвращенцев из бывших эмигрантов очень ценят, но боятся их выдвигать на видные места (митрополит Вениамин, б. Американский…). Эти архиереи в основном старики-идеалисты с оттенком фанатизма» (198, с. 334).
Главное, был уверен митрополит Вениамин, «быть в истинной Церкви Христовой»: «И Патриарх Сергий писал мне в Америку: “Главное – быть в Церкви. Если мы в Церкви, то мы имеем все. А “внешних” (чужих) судит Бог!..» (177, с. 335).
Занятый церковной административной деятельностью, митрополит Вениамин много служил в храмах, вел немалую переписку, писал воспоминания и дорабатывал начатые ранее богословские труды. Он по-прежнему оставался мягким и сердечным пастырем, из-за чего иные считали владыку «идеалистом», а то и «блаженным», но это привлекало к нему сердца многих и многих. «Ну и чудак же он был, – вспоминал митрополит Питирим (Нечаев). – Сначала его определили в Саратов, но долго он там не
